Тема №10 . Дневник/Письмо. Перевод "Дорогой идиот"

[arthurxmerlin]

Название: Дорогой идиот
Оригинал: Dear Idiot
Автор: magog_83
Переводчик: Кузя-кот
Бета: Arthur's Support Team
Оформление: Need in magic
Разрешение на перевод: получено
Персонажи: Мерлин/Артур
Рейтинг: G
Жанр: general
Размер: ~ 4400 слов
Саммари: Артур наконец-то перерождается, но ещё младенцем он остается одиноким сиротой. К счастью, у него всегда есть Мерлин – пусть даже сам Артур об этом не знает.
Примечание автора: модерн!АУ с бессмертным Мерлином на основе моей любимой детской книги «Длинноногий дядюшка» Джин Уэбстер.
Тема №10: Дневник/Письмо

Артуру было пять, когда он впервые узнал, что у него есть попечитель. Его дядя с тетей – которые не были по-настоящему его родными дядей и тетей – позвали его, чтобы сообщить, что они получили письмо и что с сентября Артур начнет ходить в большую школу на другом конце аллеи. Артур был невысокого мнения о школах, но та, что в конце аллеи, была знакома ему не хуже собственного заднего двора. Его тетя работала там на кухне, а дядя был служащим стадиона, и они втроем жили в маленьком кирпичном доме у больших ворот. Сколько Артур себя помнил, он всегда играл на широких школьных дорожках и аккуратных спортивных полях, а когда начинался дождь – прятался от него на теплой шумной школьной кухне, где невозможность гулять компенсировалась вкусной едой. Но теперь, кажется, пришла пора присоединиться к толпам детей, которых он разглядывал по утрам из окна своей спальни. И всё благодаря загадочному попечителю.

– Почему он нас не навещает? – спросил Артур, когда тетя закончила зачитывать поражающий список Дел, Которые Необходимо Сделать До Сентября.

– Кто?

– Мой попечитель, – пояснил Артур, совершенно незаинтересованный в данный момент состоянием своего ящика для носков. – Почему я ни разу его не видел?

Тетя рассеянно улыбнулась и взъерошила его волосы, хотя ему было уже пять.

– Он живет слишком далеко, дорогуша, и, полагаю, не хочет, чтобы маленькие мальчики путались у него под ногами.

Из чего Артур сделал вывод, что его попечитель, должно быть, очень-очень старый.

Поэтому его первое письмо ему звучало так:


Дорогой попечитель,

Спасибо, что отправил меня в школу, мне там очень нравится.

С любовью,
Артур

P.S.: Мне жаль, что ты такой старый.


Артур отправил его вместе с картиной своей школы, которую сам нарисовал и постарался как можно лучше раскрасить своими размочаленными и почти высохшими фломастерами.

Неделю спустя тетя протянула ему конверт, в котором была пачка новеньких фломастеров и записка:


Спасибо тебе за сочувствие, возраст – это действительно тяжкая ноша.


Артур немедленно спросил у дяди, что такое «тяжкая ноша», и, получив ответ «большой вес», подумал, что его попечитель, должно быть, ещё и очень толстый.

После этого Артур на некоторое время забыл о своем попечителе. И лишь в следующем декабре, когда ему было уже семь, эта тема всплыла опять. Его лучший друг Том отправлялся на Рождество к бабушке с дедушкой, потому что, как он объяснил Артуру, на Рождество люди приглашают друг друга в гости. Артур поразмышлял над этим, поглядел на свои фломастеры и в конце концов спросил тетю, не пригласят ли они на праздники Загадочного Попечителя.

– Не думаю, милый, – ответила тетя, отмеряя ингредиенты в большую чашку на кухонной конторке.

– Потому что он старый? – Артур был уверен, что в этом всё дело.

Тетя рассмеялась, заправив за ухо испачканными в муке пальцами выбившуюся прядь седых волос.

– Старый? Боже правый, нет, с чего ты взял? Он вовсе не старый!

Такого Артур не ожидал. Он нахмурился, подождав, пока тетя достанет яйца из холодильника, и продолжил:

– Почему тогда он не может приехать?

– Как я понимаю, он очень много путешествует, – улыбнулась тетя. Артур наблюдал, как разбитые яйца одно за другим исчезали в чашке.

– Куда он путешествует?

– Думаю, он и сам не всегда это знает.

Из чего Артур – что вполне естественно – сделал вывод, что его попечитель – шпион.

Когда он вернулся в школу в январе, то поделился своим открытием с Томом. Тот согласился, что это единственное объяснение. Январь сменился февралем, и Артура с Томом всё чаще можно было найти в библиотеке, изучающих потрясающую жизнь его попечителя (Том даже предположил, что таким было его кодовое имя). Исчерпав все (прискорбно ограниченные) библиотечные сведения по тайным агентам, мальчики провели несколько захватывающих недель, выполняя секретные миссии по всей школе. К сожалению, их приключениям пришел неожиданный конец, когда их попытки доказать, что учитель латыни мистер Хаверс был на самом деле вражеским агентом, привели их на крышу научной лаборатории с прекрасным видом на окна учительской. Там их и застукал преподавательский состав.

Последовавшая за этим шумиха вынудила Артура написать второе письмо попечителю – после того как директор мистер Дрейк прислал свой отчет об инциденте.


Дорогой попечитель,

Мы с Томом были шпионами, и нас поймали на крыше. Но мистер Дрейк уже сделал мне выговор, так что ты не обязан.

С любовью,
Артур.

P.S.: Ты шпион?


Четыре дня спустя ему пришла маленькая посылка.


Дорогой Артур,

Я не шпион, и я очень не одобряю твои попытки шпионажа. Именно поэтому посылаю тебе бинокль и бутылочку невидимых чернил. Постарайся в следующий раз не попасться.

С любовью,
Твой попечитель.


Но, распаковывая подарки, Артур подумал, что такими бы и были слова настоящего шпиона.

В первый раз, когда Артур встретил своего попечителя, ему было девять лет. К сожалению, воспоминания о его визите остались смутные. Был канун Пасхи, конец весеннего семестра, и дядя с тетей уехали в Шотландию навестить давнюю тетину подругу, а Артура на две недели поселили в школьном пансионе. Артур уже давно с нетерпением ждал этого, и то, что обычная простуда переросла в грипп именно в эти дни, было просто-напросто нечестно. Ко вторнику он уже лежал в лазарете под бдительным надзором медсестры и изнывал от жалости к себе. Дни его проходили в туманящей разум лихорадке, приглушенных голосах и неприятном царапании одеял по перегретой коже.

Пока однажды, уже потеряв счет дням, Артур не проснулся посреди ночи, чувствуя в темноте прохладную руку на лбу.

Он немного покашлял и умудрился прохрипеть:

– Я умираю?

Где-то справа мягко рассмеялся мужчина, и ладонь на краткий миг покинула лоб, вернувшись с влажной тряпкой.

– Ты не умираешь, Артур.

– О. – Артур жалобно шмыгнул носом. – Вы уверены?

– Уверен, – ответил мужчина, убирая ему со лба пропотевшие волосы.

Артур подумал над этим.

– Вы врач?

– Нет.

– Тогда откуда вам знать, что я не умираю?

Вероятно, это рассмешило мужчину ещё больше.

– Ты всё так же невыносим, когда болеешь.

Артур решил, что это прозвучало не очень сочувственно, и на мгновение понадеялся, что действительно умрет, просто чтобы доказать мужчине, как он был не прав. Но потом понял, что в таком случае уже не сможет насладиться этим фактом. Поэтому он лишь хмуро поглядел в том направлении, где сидел его посетитель, и пожаловался на жажду.

Мужчина убрал тряпку с его лба и, обхватив его за спину, помог принять сидячее положение и протянул стакан. Артур с благодарностью потягивал воду маленькими глотками. От мужчины пахло улицей и дождем; Артур взглянул на окно: по стеклу бежали потоки воды, блестящие в тусклом свете коридорных ламп, пробивающемся из-за двери. Напившись вдоволь, Артур снова улегся, и мужчина обернул вокруг него одеяла поудобнее и посмотрел на настенные часы.

– Вы уже уходите? – слабым голосом спросил Артур, не сдержавшись.

Мужчина обернулся и улыбнулся ему, еле заметно в темноте.

– Не волнуйся, я останусь с тобой, пока ты не заснешь.

Артур мгновение боролся сам с собой, но все же прошептал:

– Обещаете?

– Обещаю. Засыпай, Артур, утром тебе станет лучше.

Утром мужчины не было, и сидящий в постели и впервые за долгое время проголодавшийся Артур спросил медсестру, кто это был.

– Твой попечитель, – рассеянно ответила она. – Мы не могли дозвониться твоим дяде и тете, поэтому мистер Дрейк решил вызвать его. Должна заметить, – добавила она с улыбкой, – ты выглядишь гораздо лучше.

– Мне и правда лучше, – сказал Артур. А потом встрепенулся: – Он уже ушел? Мой попечитель?

– Да, рано утром.

Оставшись один, Артур смотрел на стул у кровати и стакан на тумбочке и изо всех сил пытался вспомнить, как выглядел этот человек. Но всё, что отпечаталось в памяти – это тихий голос, и дорожки дождя на стекле, и понимание того, что он остался, как и обещал.

Когда Артуру было одиннадцать, в нем обнаружился талант к борьбе на мечах, а точнее – к фехтованию. Это было неудивительно, учитывая, что он уже выказал себя искусным участником всех спортивных кружков и мероприятий, которые могла предложить школа. Но фехтование было чем-то иным. Впервые взяв в руки рапиру, Артур почувствовал, будто заново открыл часть самого себя: ту часть, о потере которой он даже не ведал. Его попытки описать это в письмах встречали попеременный успех. Но там, где не помогали слова, Артур всегда опирался на иллюстрации. В большинстве своем они изображали самого Артура в победной позе, нарисованного единственно доступным ему способом «палка-палка-огуречик», – а на случай, если попечителю станет непонятно, он добавлял нарисованных таким же образом Тома и Оуэна, корчащихся на полу у его ног в луже красных чернил. На одно такое ярко проиллюстрированное письмо его попечитель ответил посылкой с книгой «Оказание первой помощи», несколькими свертками бинтов и отсканированной страницей школьного устава, где несколько жирных стрелок указывали на пункт «Не допускается жестокость студентов по отношению к друг другу».

Возможно, с красными чернилами он и правда переборщил.

Первый раз, когда Артуру пришлось обратиться к попечителю за разрешением, ему было тринадцать, и друг Оуэн пригласил его провести часть летних каникул вместе с его семьей в Нортумберленде. Оуэн проинформировал его, что они будут стрелять и охотиться: в таком виде деятельности Артур себя еще не пробовал. Несмотря на его отчаянное желание поехать, дядя с тетей настояли на том, чтобы он написал Загадочному Попечителю. Артур покорно сочинил письмо, отправил его и ждал целую неделю, прежде чем, придя однажды домой со школы, обнаружил на столе ожидающий его пакет.

В нем был довольно потрепанный диск под названием «Бэмби» и записка, гласившая:


Сначала посмотри это!
P.S.: Если зверь будет белым, даже не думай в него стрелять.


Артур уставился на записку, потом на видео в сомнительной обложке с участием анимированных животных, резвящихся на лесной полянке.

Прошло ещё два дня, прежде чем ему удалось пробраться после занятий в компьютерный класс и включить диск (интерес его дяди и тети к современной технике не выходил за рамки древнего телевизора).

Полтора часа спустя Артур выключил видео и мысленно добавил оленят, говорящих кроликов, скунсов и птиц к списку животных, в которых нельзя стрелять (после Чего Угодно Белого).

В итоге он так никого и не подстрелил, просто чтобы перестраховаться.

В пятнадцать лет Артур влюбился. София была одного с ним возраста, но училась в женской школе на другом конце города, и Артур считал её совершенством. Он никогда раньше не задумывался о девушках, хотя, становясь старше, замечал, что девушки определенно думают о нем. Но София была другой. Она была загадочной, надменной, и Артур впервые обнаружил, что ему хочется завоевать чужое внимание, даже будучи неуверенным, что его примут.

В письмах он, разумеется, ни о чем таком не писал. Есть вещи, о которых он просто не мог писать. Но если время от времени – со всё возрастающей частотой – в его письмах мелькало имя Софии, с этим он ничего не мог поделать. Попечитель ни разу не упомянул о ней, и когда Артур написал, что они с Софией отправляются на побережье на кемпинг – во время Пасхальных каникул после его шестнадцатилетия, – в ответ он получил лишь: «Береги себя и пришли мне открытку».

В первые два дня Артур был слишком увлечен хорошей погодой и Софией, чтобы вспоминать о доме. Но на третий во время прогулки он увидел стеллаж с открытками у маленького киоска и выбрал две, на которых был изображен лучший вид на пляж с точки зрения Софии. Он достал их вечером, сидя на траве и дожидаясь, пока София поговорит с отцом по телефону. Когда она вернулась, Артур уже подписал одну для тети с дядей и заканчивал подписывать вторую.

– А эта для кого? – голос Софии заставил его подпрыгнуть.

– Эта для… – Артур замолчал, не зная, как правильно ответить.

– Ага! – София выхватила открытку у него из рук. – Для загадочного попечителя, который никогда тебя не навещает?

Артур залился краской.

– Он навещал меня, он просто… Я думаю, он далеко. Ну, знаешь, он много путешествует.

– Или только так говорит, – насмешливо сказала София.

– И что это значит? – Артур попытался забрать открытку, но София отпрыгнула подальше, громко зачитывая нараспев:

– «Привет, мы с Софией здорово проводим время на пляже, здесь очень тепло…» – Она захихикала. – Что это такое? Записки путешественника?

– Отдай!

София отступила ещё дальше и схватила ручку.

– Сейчас я её подправлю. «Дорогой загадочный попечитель, не мог бы ты объяснить, почему я ни разу не видел тебя уже по меньшей мере семь лет?».

Артур сделал выпад, вырывая открытку у нее из рук, и нахмурился, когда София насмешливо взметнула бровь.

– Ой, неужели я задела за живое? – Девушка уселась на стул. – Я же просто дразнила тебя. Выше нос, Артур.

Тот с горящим лицом запихал открытки в рюкзак. Спустя несколько молчаливых минут София грациозно поднялась со стула, обняла его за шею и поцеловала.

– Я правда всего лишь дразнила. Пусть твой загадочный попечитель и дальше остается загадкой, мне все равно.

– Я знаю, – сказал Артур, глядя на её непринужденную улыбку, и сглотнул. – Это неважно, забудь.

На следующий день он отправил одну открытку дяде с тетей, а вторая так и осталась лежать недописанная в его рюкзаке.

В итоге, разумеется, оказалось, что София дразнила его всё это время. Через шесть недель она исчезла, променяв Артура на выпускника, капитана команды по регби, который был старше и, очевидно, интереснее. Лишь две недели спустя, собираясь на фестиваль в Гластонбери – предложенный Томом беспроигрышный метод Забыть Эту Ведьму, – Артур увидел на дне рюкзака открытку, помятую и испачканную. Он вытащил её и долгое время смотрел, прежде чем убрать в ящик стола, где скопилось уже порядочно писем и записок. Но когда четыре дня спустя он вернулся домой, грязный и счастливый, то не забыл распечатать приличную (с не слишком пьяными лицами) фотографию, подписал на обороте мелким почерком «Я и Том на Холме святого Михаила»* и сочинил короткое письмо.
_____________________
* Glastonbury Tor – тот самый холм, легендарное место захоронения короля Артура.

И на этот раз он его отправил.

Возможно, была некая ирония в том, что поездка в Гластонбери пробудила в нем внезапный интерес к Артуриане – учитывая, что его пятерка по Артурианской литературе зародила в классе всё возрастающее количество несмешных «Артуро-шуточек» и вдохновила Тома с Оуэном всегда оставлять для него единственный круглый стол в комнате отдыха. Но, даже несмотря на собственный интерес к этой теме, Артур, как и все остальные, удивился, когда в шестом классе* выиграл со своим эссе ежегодную литературную премию. Не то чтобы он был плох в английском, просто его учителя всегда утверждали, что его таланты лежат за пределами классных комнат. А именно – в избиении других людей мечом, как весело добавлял Оуэн.
_____________________
*шестой класс – два последних года старшей школы в Британии.

Пока тетя пыталась решить, на какую из стен крохотной гостиной повесить сертификат, дядя предложил Артуру послать копию эссе его попечителю.

– Насколько я знаю, он и сам в некотором роде ученый.

– Правда? – Артур так этому удивился, что отвлекся от придерживания рамки, и тетя чуть не пришпилила его палец гвоздем к стене.

– Ну, я не могу судить наверняка, – продолжил дядя, когда всё-таки убедил тетю отложить молоток, – но он всегда казался очень начитанным человеком.

Артур как обычно постарался разузнать побольше, а дяде как обычно было нечего сказать. Но этот разговор Артур запомнил, и на следующей неделе он отсканировал эссе под названием «Наследие Артура в британской истории и литературе» и отослал его с запиской (предварительно вытащив из конверта в высшей степени смущающую фотографию из школьной газеты, которую тайком подложила тетя).

Через пять дней ему пришла открытка.


Мне очень понравилось твое эссе, но, кажется, ты забыл о Мерлине!!!


На что Артур ответил:


Я не забыл о нем. Король Артур был с большой вероятностью реально существовавшим человеком, Мерлин же – не более чем мифологическая выдумка.


Два дня спустя Артура разбудил звонок в дверь в семь тридцать утра. Доковыляв до двери, он распахнул её, обнаружив на пороге отвратительно-бодрого в такой ранний час почтальона, протягивавшего большую посылку. Сорвав коричневую обертку, Артур уставился на огромную книгу с жирным заглавием «МЕРЛИН: ЧЕЛОВЕК-ЛЕГЕНДА» и средневековым изображением Мерлина, превращавшего кого-то в жабу. К обложке была приклеена записка со стрелочкой, направленной волшебнику в лицо, и комментарием:


Не думаю, что эта дурацкая борода соответствует исторической действительности.


Пролистав несколько первых страниц, Артур обнаружил, что его попечитель также взял за труд пару раз жирно подчеркнуть слово «ЛЕГЕНДА» и пометил звездочкой главу «Мерлин: более великий, чем Артур?» на странице с содержанием.

На следующий день Артур отыскал открытку с королем Артуром в героической позе, купленную давным-давно в магазине в Гластонбери, и написал:


Хочешь сказать, Мерлин был настоящим волшебником, умевшим превращать людей в жаб?


Через два дня ему пришла открытка с картиной «Мерлин наделяет мудростью короля Артура» (если верить крохотному названию на обороте) и запиской:


Вы, Артуры, вечно такие скептики…


И это, решил Артур, убирая открытку в ящик стола, был довольно странный комментарий, если подумать.

Однако, отправляясь через год в университет, он захватил с собой эту порядком замусоленную книгу и аккуратно поставил ее на полку над своим столом – рядом с ветхим томом Мэлори и новым изданием «Historia Brittonum» Ненния, которое на прощание подарили ему тетя с дядей. Они уехали не так давно: после того, как тетя разгладила покрывало на кровати, проверила кухню и ванную, пропылесосила и так чистый ковер и в конце концов исчерпала предлоги, чтобы задержаться ещё. Артур нарочито радостно махал им вслед, но как только их машина скрылась из вида, он медленно проплелся вверх по незнакомой лестнице и замер посреди своей новой комнаты. Взглянул на ещё не распакованные коробки с книгами, на приоткрытый чемодан и голые стены и на мгновение подумал, что вся эта затея с университетом была зря и он просто не выдержит. Где-то в отдалении играла музыка, на парковке раздавались звуки голосов: судя по всему, две девушки старались перекричать ревущий мотор.

Было так шумно, что Артур поначалу не услышал стук в дверь. И даже когда услышал, то поколебался несколько секунд: Том бы наверняка от смеха лопнул, увидев, как уверенный в себе капитан футбольной команды нерешительно мнется на пороге собственной комнаты. Именно эта мысль в конце концов заставила его шагнуть к двери и – прежде чем он успел передумать – открыть её, чтобы обнаружить по ту сторону черноволосого парня с занесенной в воздух рукой.

– Привет, – неловко сказал тот после непродолжительного молчания. Он казался слегка покрасневшим, и Артур подумал, может быть, этот парень тоже стоял на пороге, не решаясь постучать. Эта мысль подбодрила его.

Он выдавил из себя (возможно, неубедительную) улыбку и запоздало протянул руку.

– Привет, я Артур.

Парень с облегчением пожал ее и улыбнулся.

– Я знаю. – В ответ на озадаченный взгляд Артура кончики его ушей покраснели и он поспешил добавить: – В смысле, один из распределителей упоминал, что ты сегодня въезжаешь.

– А, – ответил Артур.

– Я Мерлин, кстати, – представился парень и засмеялся, увидев выражение его лица. – Знаю, можешь не говорить. У кого-то в отделе распределения плохое чувство юмора.

Артур тоже рассмеялся и неверяще покачал головой.

– Пожалуйста, не говори, что тоже выбрал английский.

– А ты мне поверишь, если я скажу, что нет?

Артур, прищурившись, оценил его ангельское выражение лица.

– Нет, не думаю.

Мерлин театрально вздохнул.

– Ну вот, карьера актера мне не светит. Придется записаться на английский.

Артур закатил глаза, а Мерлин снова улыбнулся и сказал:

– Мы с компанией собираемся посетить студенческий центр, если ты… в смысле, если у тебя нет срочных дел, может быть, ты захочешь присоединиться? – Когда Артур заколебался, он добавил: – Ты не обязан, если занят, я просто подумал…

Он замолчал и взглянул на Артура с такой надеждой, что тот выпалил без раздумий:

– Нет, я иду. Мне осталось лишь распаковаться, – он обвел рукой комнату. – Это может подождать.

Он захватил пальто и бумажник и последовал за Мерлином по узкому коридору, где застенчиво общалась группа из пяти-шести человек.

– Спасибо тебе, кстати, – сказал Артур, когда они приблизились к компании. – Я не знал, что мне… – он запнулся, чувствуя себя идиотом. – В смысле, здорово встретить кого-то со своего курса. – У Артура было ужасное подозрение, что он покраснел.

Но Мерлин лишь просиял в ответ, выглядя абсурдно счастливым для человека, только что начавшего трехлетний курс обучения.

– Знаю, – сказал он. – И всегда пожалуйста.

За первый семестр в университете Артур послал своему попечителю три открытки и получил одну в ответ.


19-е октября

Как видишь, я остался в живых и вписался в университетские будни. Учеба проходит успешно (мне так кажется). И, как бы невероятно это ни звучало, я познакомился с настоящим Мерлином, который, как и я, изучает английский. Соседка Люси даже переименовала наши совмещенные комнаты в Камелот, пока настоящий Мерлин не пригрозил превратить её в жабу, прямо как в твоей любимой книге. Но, думаю, ты будешь рад услышать, что он счел за честь защищать своего легендарного тезку от всех критических замечаний. Поэтому многие семинары проходят очень интересно!

Артур



12-е ноября

Вчера у нас шел первый снег, всё вокруг сильно замело, поэтому надеюсь, что открытка дойдет. Мерлин говорит, здесь бывает еще хуже, но я не могу представить, чтобы стало еще холоднее! К сожалению, это означает, что сезон регби и футбола окончен, но фехтовальный клуб закрываться не собирается, при условии что участники не будут ломать друг другу кости. На прошлой неделе я даже затащил туда Мерлина – в отместку за то, что он обманом привел меня на вечер поэзии в баре студенческого союза. Оказалось, он совершенно не умеет обращаться с мечом, и его вообще нельзя подпускать ни к какому оружию. Я решил провозгласить это победой короля Артура, что бы там ни говорил Мерлин!

Артур



6-е декабря

Надеюсь, у тебя всё в порядке? Я уже давно не получал от тебя писем. Здесь все по-прежнему. Мерлин оказался прав насчет снега – и невыносимо задавался из-за этого весь ноябрь. Но чувство новизны испарилось, и теперь большинство из нас может думать только об эссе и январских экзаменах. Люси купила просто огроменную банку кофе и засела за учебу до конца сессии. Даже Мерлин стал тише обычного. Кажется, вчера, когда мы занимались в его комнате, он целых тридцать минут выдержал без разговора. Я даже подумал, может, он впадет в кому – но, к сожалению, не впал. По счастью, у нас есть Ник (он живет этажом ниже), который всегда способен вытащить нас в паб, когда уровень учебы, по его мнению, зашкаливает.

Артур



11-е декабря

Дорогой Артур,

Прости, что долго не отвечал тебе. Мне кажется, нам надо встретиться. Я буду в городе в четверг в четыре часа дня. Жду тебя у западных ворот университета.

Твой попечитель.

Артуру было девятнадцать, когда он впервые узнал, что в прошлой жизни был королем. После он будет помнить колючий зимний воздух на лице, темнеющее небо и падающий снег. Но лучше всего он запомнит Мерлина. Мерлина, стоявшего – темная, замотанная в шарф фигура на фоне серой стены – и смотревшего, как Артур скользил и запинался, шагая по узкой тропке. Мерлина, чей голос дрожал, когда он заговорил, чьи слова звучали все тише и тише, пока вокруг Артура не остался лишь кружащийся снег, тусклый свет уличного фонаря и встревоженное лицо перед глазами. Тогда Мерлин схватил его за руки – и это тоже было знание, головокружительный поток воспоминаний: мерцание свечи на камне, звон стали и запах лошадей, вино, кровь и магия, и снег, укрывавший стены, которые были куда древнее этих.

И после, когда всё закончится, Артур будет помнить, как Мерлин смотрел на него: открыто, честно, умоляюще и так по-Мерлиновски, – и удивится, как он мог не узнать эту с самого начала возникшую между ними близость.

«Всю свою жизнь», – думал он и вспоминал другую, гораздо более темную ночь, отблески лампы на залитых дождем окнах и прохладную ладонь на своем лбу.

После он будет помнить слова Мерлина «прости меня» и «я не мог тебе сказать», и как он вертел и скручивал в руках свой красный шарф, пока не замотал его в узел, и тогда Артуру пришлось самому протянуть руки и остановить его. После он вспомнит это всё, но пока что он мог думать лишь о темноте и холоде, и о Мерлине – неуклюжем неряхе Мерлине, который оставлял свои книги на полу в его комнате и вечно опаздывал.

– Всё это время, – сказал он, и слова казались такими крохотными по сравнению с необъятностью нового знания. Как жизнь одновременно могла так измениться и не измениться совсем? И тогда Артур понял, что помнит другое время, другой похожий случай – но воспоминание было смутным и тут же испарилось: лишь вспышка золота, голос и неуверенное лицо Мерлина. Вместо этого он подумал о той ночи много лет назад: запах лекарств, царапанье одеял по коже и фигура у его кровати, которая в последующие дни вспоминалась какой-то иллюзорной. А потом, когда он уже почти забыл её, с ворохом извинений вернулись его тетя с дядей и забрали его домой. Как удачно, сказали они, что письмо дошло, и как мило было со стороны попечителя, добавила поправлявшая одеяла тетя, навестить Артура в их отсутствие. А затем он оказался дома, в тепле и безопасности, и одеяла были старыми, но мягкими, а не грубыми. Он попросил достать из ящика письма с открытками, разложил их на кровати и знал, что это было по-настоящему. Ему было это нужно, понял он, глядя, как снег падает вдоль стены и приземляется на темных волосах Мерлина: ему нужно было противопоставить нереальность происходящего с реальностью собственного дома. Снова открыть ящик стола, вытащить всё, что там было, разложить перед глазами и отыскать в этом Мерлина.

Поэтому той же ночью Артур вернулся в кирпичный дом в самом конце аллеи. В своей старой комнате на верху лестницы он открыл средний ящик стола и вытащил кипу писем, открыток и свернувшихся в рулоны записок. Он разложил всё на полу и долгое время смотрел на них, разглаживая загибы и потертые уголки и думая. Он думал о том, как оставил Мерлина этим вечером. Мерлина, который искренне покивал и сказал: «Всё в порядке. Конечно, тебе необходимо… Разумеется. Я буду здесь, не беспокойся», – но который смотрел ему вслед – худая темная фигура на фоне белой пелены снега, – пока Артур не скрылся из вида. Он думал о пустом стуле у своей кровати в лазарете, о невидимых чернилах и долгих часах в университетской библиотеке вместе с Мерлином, согревающим бок. И он думал о запахе стали и о том, как оранжевый луч уличного фонаря казался светом свечи на коже Мерлина. Он думал о красном шарфе и бледных руках, о старом камне и новой бумаге, и о Мерлине, о Мерлине всегда и повсюду, пока уже не мог отличить старые воспоминания от новых. И тогда Артур улыбнулся, потому что, в конце концов, не так уж сложно сделать это реальностью.

Пока настенные часы мягким тиканьем приближали утро, он снова собрал все письма с открытками и убрал их в стол. Снизу доносились приглушенные голоса, тихое жужжание телевизора, свист чайника и тетины шаги на кухне. Он знал, что завтра будет задавать вопросы и, возможно, получать ответы. Но сегодня ему предстояло написать ещё одно последнее письмо.


Дорогой идиот,

Как ты видишь по почтовому штемпелю, я действительно дома, а не совершаю всякие мелодраматичные вещи, которые ты, без сомнения, навоображал. Очевидно, короли, да и вообще все, кому удалось с тобой ужиться, могут смириться с чем угодно. Возможно, мне следовало догадаться давным-давно. Бэмби, Мерлин? Серьезно? За это я никогда тебя не прощу.

В следующий раз, когда решишь утаить от меня мои собственные воспоминания, прикрываясь каким-то извращенным чувством уважения, я позаимствую колодки из Британского Музея и запру тебя в них, по меньшей мере, на три сотни лет (не надейся, что я не догадался о твоем бессмертии).

Я также думаю, что нам следует серьезно поговорить о твоей ненормальной озабоченности своей собственной легендой.

С любовью,
Артур

P.S.: И это всё ещё не значит, что я с тобой разговариваю.
P.P.S.: Возвращаюсь в понедельник.

После этого Артур больше никогда не писал Мерлину, а Мерлин – Артуру. Но они так редко разлучались, что в этом просто не было необходимости.


THE END.