Часть шестая,
перед которой проходит тринадцать лет, и королева покидает своего короля

Между тем, первым, неловким моментом на озере и тем, когда все снова действительно стало плохо, проходит двенадцать лет. Мерлину тяжело оценивать все адекватно, потому что он слишком сильно пристрастен, но ему кажется, что это были хорошие двенадцать лет. Не только потому, что они были с Артуром, но и вообще. Альбион процветал, рыцари Круглого Стола верно охраняли свое королевство, и Ланселот был первым среди них, многие даже отказывались принимать участие в турнирах, если выступал он.
Ланселота, посвятившего себя королеве, творившего подвиги в ее славу, было ужасно жаль. Мерлин думал, что окажись он более убедительным, не сбеги он тогда, он смог бы помешать этой свадьбе, и Гвиневера была бы счастлива с ним. Артур был бы счастлив. Он сам был бы счастлив, не оглядываясь на чувство вины.
Иногда Мерлину казалось, что его безграничное счастье неправильно, ведь его не было бы, не будь несчастны столь многие. Что нечестно быть с Артуром в то время, как его жена со своими фрейлинами вышивает в своих покоях. Что она действительно ни о чем не догадывается, что вообще никто не знает, что все видят в Мерлине все того же сумасбродного волшебника, каким он был, просто отчего-то моложе на вид.
Они редко бывали близки физически; они с Артуром были настолько тесно связаны духовно, что простых жестов, вроде мимолетного прикосновения к плечу, было достаточно. То чувство, которое было между ними, было больше, чем любовь; это было как око бури, маленький остров спокойствия посреди бушующего моря. Мерлину казалось, что невозможно выразить словами то, что было внутри него.
Когда они оставались наедине, он разрешал себе сидеть подле Артура на полу, и с его пальцев текла магия, она окутывала Артура с ног до головы, и Мерлин надеялся, что это убережет его от всего мира. Что этого достаточно, чтобы заменить слова. И когда Артур смотрел на него, в его глазах Мерлин видел то же, что пытался сказать сам. Наверное, ближе всего было бы сказать, что там была вера, потому что любовь — это слишком примитивно, слишком поверхностно и чересчур затаскано трубадурами. О ней поют на каждом углу, про нее сочиняют пошлые истории, чтобы развлекать крестьян, но любовь к Артуру казалась Мерлину схожей с верой в бога. Не той, которая идолопоклонническая, а той, что чистая, идущая от сердца.

Тринадцать — плохое число, говорят. Может, поэтому тринадцатый год стал несчастливым, кто знает. Мерлину было некого винить, кроме самого себя; он снова совершал те же ошибки, что и в прошлом. Те же, что но совершал в прошлой жизни. Ему начало казаться, что все это было лишь ради того, чтобы показать, что единожды содеянное уже не исправить, можно лишь попытаться как-то облегчить последствия.
Мордред стал рыцарем Круглого Стола перед Рождеством. В его холодных серых глазах Мерлин видел вызов и насмешку. Он чувствовал, как пол уходит у него из под ног, потому что не заметить сходство Моргаузы и Мордреда было тяжело; разве что волосами он пошел в Моргану, но от этого было не легче.
По Камелоту начали ползти слухи, что королева проклята. За семнадцать лет она так и не подарила Артуру наследника. Все дети, которых она носила под сердцем, не появлялись на свет, а единственный, кто дожил до родов, умер на следующий день. Мерлину было больно видеть страдания Гвен, которая искренне пыталась быть женой Артуру, Артура, который терял детей, но он не мог ничего сделать.
Он помнил, как поступила Нимуэ с Игрейной и Утером. Он мог бы отдать свою жизнь за жизнь детей Артура и Гвен, но остаться без Артура было выше его сил, и он варил бесконечные зелья в тщетной попытке помочь. Мерлин понимал, что это нечестно, что он клялся своему королю в верности, и своей трусостью, слабостью, теперь подводил его, но ничего не мог с собой поделать. Ему было стыдно смотреть в глаза Гвиневеры, а каждый раз, когда он оставался с Артуром наедине, Мерлину хотелось упасть на колени и просить прощения.
На турнире в честь Рождества только Ланселот по-прежнему выбрал королеву дамой своего сердца. Среди слуг бродили отвратительные слухи, и Мерлин перестал пользоваться черными лестницами, хотя они знатно помогали выигрывать время при перемещении по замку.
В конце февраля, когда снег начал сходить, Гвиневера отправилась на рынок, как обычно. У нее была традиция: раз в месяц королева надевала простое платье и посещала горожан, покупала за медяки еду в лавках, которую ей потом готовили, сукно для платьев, из которого она шила платья дочерям своих служанок, но главное — общалась со своим народом. Раньше Гвиневеру любили в Камелоте, потому что добрее ее было трудно найти женщину в королевстве.
На этот раз она вернулась из города в грязной одежде, и даже сквозь смуглую кожу было заметно, как бледна Гвиневера. Сопровождавшие ее фрейлины сказали, что королеву закидали гнилыми овощами и яйцами. Что народ кричал, чтобы ведьма убиралась и оставила их короля в покое.
Артур был в ярости. Мерлин пытался его успокоить, говорил, что он не может наказать всех, что если накажет, будет еще хуже, поползут слухи, что Гвен околдовала короля окончательно, и уже ничего нельзя будет сделать. Они должны подождать.
Но следующим утром к Артуру прибыл глава баронства и поставил под сомнение правомочность Гвениверы и дальше быть королевой. С ним прибыла его дочь, и барон гордо представил ее Артуру. Девушка была красива, ее грудь мерно поднималась над талией, туго затянутой в корсет, и Мерлину тошно было это видеть. Происходящее напоминало случку породистых лошадей, когда если одна кобыла не подходит, подыскивают другую, и так до тех пор, пока не появится необходимый результат.
— Как они смеют, — прошипел Артур, когда они остались наедине. — Сейчас они говорят, что я женился против воли моей матери, и она была бы недовольна. Но ведь это именно Игрейна привезла в Камелот Гвен! И никто сейчас об этом не помнит. Но, с чего вдруг, — он опустился в кресло и потер переносицу, — все было хорошо так долго, с чего вдруг всколыхнулось это осиное гнездо, Мерлин?
В светлых волосах Артура не была видна седина, но Мерлин знал, что она там есть. Он смотрел на его склоненную голову, и ему хотелось подойти к нему и размять плечи, зарыться пальцами в волосы и сказать, что все будет хорошо. Но слова не шли, потому что лгать было отвратительно.
— Ты справишься, — наконец, совладав с собой, произнес Мерлин.
— Мы справимся, — поправил его Артур. — Иди сюда. — Мерлин послушно приблизился и, помедлив мгновение, опустился на пол рядом с креслом Артура, кладя голову на подлокотник. — Ты очень верный друг, Мерлин.
Эти слова эхом прокатились в голове. Артур уже говорил это, в ночь, когда умер Утер, там, в настоящем мире Мерлина, далекие двадцать лет назад.
— Простите, я... Простите, — в дверях стояла Гвиневера, ее простое светлое платье резко выделялось на фоне темного прямоугольника коридора. Мерлин вскочил на ноги, сделал шаг вперед, но Артур поймал его за руку и удержал.
— Ты ни в чем не виновата. Заходи, — Артур улыбнулся, и в этой улыбке была та же печаль, что и в глазах Гвиневеры.
Королева вошла, прикрыв за собой дверь, и села в одно из кресел. Она все еще была бледна, вокруг глаз резко обозначились все морщинки, как будто за несколько дней Гвиневера постарела на несколько лет.
— Я всегда знала, что что-то не так, но это не важно, ведь правда? Теперь уже ничего не важно, — глухо произнесла она.
— Важно все, — отрезал Артур. — Важен даже надоедливый комар, ведь он может ужалить командующего армией, и тем самым приведет ее к поражению. Нет ничего неважного в этом мире, Гвиневера, и это я выучил тогда, когда оказалось, что безродный оруженосец может стать королем.
— От тебя требуют развода, — не меняя тона, заметила Гвен.
Мерлин молчал, он чувствовал себя лишним, потому что это был слишком семейный разговор. Слишком интимный. Но Артур по-прежнему держал его руку, не отпуская от себя.
— Мне плевать, чего они хотят. Ты королева этой страны, а не какая-то дочь барона, которую не смогли выдать замуж, потому что она гуляла с конюхами, — презрительно передернул плечами Артур. — Знать думает, что здесь, в столице, я не знаю о том, что происходит в провинциях, но они ошибаются. Я знаю все, чем живет Альбион. Я знаю, что без тебя, без твоей доброты — это было бы иная страна.
Повисла пауза, слишком сложная, чтобы нарушить ее хоть как-то. Мерлину остро хотелось уйти, чтобы не видеть опущенную голову Гвен, не чувствовать спиной горящий взгляд Артура, чтобы не допустить вновь какую-нибудь ошибку. Но проблемой было то, что уйти тоже могло стать его промахом. Мерлин почти видел тонкий канат, на котором он сейчас балансировал. А потом его осенило.
— Тебе надо уехать, — заявил он, глядя в упор на Гвен. — Возьми с собой Ланселота для охраны. Будьте счастливы. Артур, молчи, пожалуйста, дослушай меня до конца. С Ланселотом ты будешь счастлива. Он заберет тебя туда, куда ты захочешь, хоть в свой замок, где Дева Озера навсегда скроет вас от глаз людей, хоть во Францию, куда ты захочешь.
— Я не могу покинуть Артура, — прошептала Гвен.
— Брось. Я останусь с Артуром, я всегда рядом с ним, в конце концов. И в грядущей войне ты ничем не сможешь нам помочь. Гвен, — Мерлин выдернул из пальцев Артура свою руку и подошел к королеве, присел рядом с ней на корточки и заглянул в глаза. — Господи, я знаю, что ты любишь его. Он любит тебя. Все просто. Иногда королям и королевам тоже нужно жить просто.

— Мерлин, какого черта, — простонал Артур. — Какого черта ты всегда берешь и вываливаешь вот это все, внезапно, из ниоткуда, почему ты такой простой.
— Это вы слишком сложные, — фыркнул Мерлин. — Артур, брось, это выход. Они могут уехать в Ирландию, у меня там друзья.
— Я о войне. Мерлин, почему сейчас, когда все мое королевство судачит о развале королевской семьи, ты говоришь про войну?
— Потому что она уже началась, ты еще не понял? Мордред, Артур, ты вообще смотрел на него, — Мерлин понимал, что начинает непроизвольно повышать голос, кричать, но ничего не мог с собой поделать. Груз всего, что случилось, разом навалился на него.
— Потом. Сейчас... Гвен, если хочешь, делайте, как предлагает Мерлин. Вы сбежите... скажем, тайно, все будут довольны, на ваши поиски я отправлю Леона, сказав ему, что вас не надо искать. Потом о вас забудут, и все будут счастливы.
— Нам стоило сделать это много лет назад, — горько рассмеялся Мерлин.



Часть последняя, самая короткая,
которая рассказывает про Камланское поле и, в общем-то, все

Ланселот и Гвиневера покинули Камелот через шесть дней, ночью, и Мерлин пустил слух, что Ланселот узнал о том, что королеву хотят тайно убить, и, без памяти влюбленный в нее, не смог мириться с этим, похитил ее и увез из города. Поверили все, и было горько видеть, что люди, еще недавно преданные Гвиневере, обожающие Ланселота, теперь поносят их на чем свет стоит как предателей.
Артур игнорировал все выпады против. Когда на собрании Круглого Стола Мордред спросил, отчего он не хочет вступиться за свою честь, Артур спокойно ответил, что ниже королевского достоинства опровергать гнусную ложь. Народу нельзя запретить говорить, и он не собирается быть тираном.
С каждым собранием становилось все хуже и хуже. Мерлин неизменно стоял за креслом Артура, и от споров, которые поднимались, ему было больно. Он знал всех этих людей, некоторым из них, совсем юным рыцарям, он помог появиться на свет, и теперь они осуждали Артура так, как будто у них было на это право.
В начале мая Мордред покинул зал Круглого Стола, хлопнув дверью. Следом за ним Камелот покинуло еще несколько рыцарей, и следующие недели про них ничего не было слышно. Когда началось лето, внезапно душное и знойное, Артуру донесли, что вокруг замка Моргаузы собирается армия. На землях Лота говорят, что во главе ее Мордред, и он заявляет, что отбрет у Артура трон. Что он провозгласил себя его сыном, сказав, что Артур и так слишком долго правил, и теперь еще совсем выжил из ума и размяк. Что Артур недостоин править.
Мерлин не знал, почему он не сжег дотла тогда Мордреда и его проклятое войско. Что удержало его от того, чтобы отправится к Моргаузе и затолкать грязные слова Мордреду обратно в глотку, а потом на коленях заставить его ползти к Артуру молить о прощении или хотя бы пощаде. Наверное, он не хотел покидать Артура. Мерлин не оставлял его одного больше, чем на пару часов, но и в такие моменты его магия оставалась с Артуром, храня его.
Артур, смеясь, говорил, что Мерлин слишком волнуется. Но когда он метался ночью по кровати, одолеваемый кошмарами, Мерлину не было смешно. Он был рад, что может изгнать монстров из головы Артура простым прикосновением пальцев, но то, что эти монстры не покидают Артура ни на миг, сводило все на нет.
То, что должно произойти, все равно произойдет. Эти слова Моргаузы теперь неотступно преследовали Мерлина.
Мордред прислал им вызов, и Артур принял его. Он сказал, что не боится щенка, который решил полаять на дракона. Что он один раз поставит Мордреда на место, и вся эта история станет прошлым, и все будет хорошо. Он поцеловал Мерлина после этих слов, но это не смогло перебить горечь, которую ощущал Мерлин. Он знал, что приближается тот самый миг, когда он ничего не сможет сделать, и это пугало до дрожи.
Камланское поле, которое выбрали местом битвы, было широким, с трех сторон его окружали леса, а с четвертой — река, и шансы у обеих сторон были равны. Артур привел с собой немного людей, их было меньше той своры, что привел за собой Мордред, но это было неважно. На самом Артуре были простые легкие доспехи, он сжимал рукоять Экскалибура и, перед тем, как протрубили в рог, сказал Мерлину, что не верит в свою неуязвимость. Он попрощался с ним при всех так, как они делали это наедине, прижал к себе, на мгновение спрятав лицо в волосах, а потом вскочил в седло и махнул рукой.
Глядя ему вслед, Мерлин думал, что это было как... последнее прощание. Как будто Артур чувствовал то же, что и он.
А потом грохот и лязг вспороли тишину, воздух наполнился криками, а вода в реке стала темно-красной от крови. Казалось, мир перевернулся с ног на голову. Таких жестоких битв Мерлин еще не видел никогда, даже когда они бились с мертвецами или бессмертными. Против них сейчас были не люди, но звери, лишенные всего человеческого.
Реальность воспринималась отдельными вспышками, магия Мерлина тянулась над полем, неотступно следуя за Артуром, забирая жизни у всех, кто поднимал на короля руку. Они были далеко друг от друга, когда Мерлин понял, что ножны Экскалибура, хранившие жизнь Артура, у него под ногами.
Мерлин рванул туда, где в свете заходящего солнца сияли даже сквозь кровь золотые волосы. Он видел Мордреда с копьем, пробирающегося к Артуру сквозь тела, которые превратили Камланское поле в картину ада на земле. И он скорее увидел, чем почувствовал, как его сносит в сторону, как он влетает в Артура, и из его живота торчит копье, которое Мордред все-таки метнул. Что копье, пройдя сквозь его тело, пронзило и Артура тоже. Что он не справился. Мир начал осыпаться, как разбитое стекло, и, преодолевая нарастающий гул в ушах, который почему-то мешал говорить, Мерлин поднял голову к небу и разомкнул спекшиеся губы:
— Прости, — прошептал он, прежде чем сознание покинуло его. - Прости, я все-таки подвел тебя.



Новый день,
в котором ничего проясняется потому, что, может, и нет никакого дня

Где-то вдалеке ухнула сова. Мерлин резко сел, щурясь. У него было ощущение, как будто он только что вынырнул после долго заплыва. Такого, когда воздуха уже не хватает, и перед глазами плывут цветные пятна, ты поднимаешься на поверхность и жадно глотаешь свежий воздух, пока легкие судорожно пытаются вырваться из твоей груди.
«Глупый мальчишка», — прошипел у него в мыслях знакомый вредный голос.
«Глупый мальчишка, ты хоть понимаешь, что ты наделал?»
Килгарра был зол. Он всегда был зол на него, даже когда у Мерлина что-то получалось, но сейчас эта злость была реальной. Таким он был, когда жег Камелот. Наверное, таким он был, когда Балинор заточил его в подземельях. Наверное, весь Камелот дрожал, когда плененный дракон рвался на волю.
«Ты разорвал ткань мироздания, глупец, и все равно ничего не добился. Ты понял, что ты лишь можешь следовать своей судьбе, Эмрис?».
— Нет, — широко улыбнувшись, Мерлин запрокинул голову и посмотрел на луну, виднеющуюся сквозь верхушки деревьев. — Судьбы не существует.

Ах, какой ценный опыт и урок получил Мерлин. И как чудесен Артур, выросший с матерью -) И очень хочется верить, что им вдвоём удастся-таки изменить судьбу

Для баннера очень удачно подобраны Мерлины и Артуры, есть что-то общее во взглядах каждой из пар. И песочные часы, перекочевавшие из баннера в разделитель -)

Merlins Team, это... это что-то волшебное. Нет слов, чтобы описать, под каким впечатлением я сейчас нахожусь, потому что этот текст, но настолько настоящий, правильный, что герои оживают на глазах... чтобы умереть. Грустно, печально, с искоркой надежды на невозможное. Мерлин раз за разом пытается идти против судьбы, не понимая, что для этого придется идти против себя - тоже. Переделать окружающих, переделать весь мир - куда проще... И куда сложнее. Но пока есть крохотный шанс что что-то измениться - можно верить и идти дальше. Хотя бы попытаться.
Это очень сильный текст. И отношение Мерлина к Артуру, и Артура к Мерлину - куда сильнее, чем можно представить. И это очень красивый текст.
Спасибо огромное автору

очень интересная история)) спасибо большое))

Как здорово.) Очень понравилось. Спасибо.

Артур, выросший с матерью и магией, просто чудесен

чарующая история, околдовывает с первых строчек и держит в напряжении до самого конца. очень чувственная, очень грустная, в общем, спасибо большое, команда Мерлина!