Название: Они стали легендой (Walking into Legend)
Автор: Lesserstorm
Переводчик: Красное Солнышко
Бета: Arthur's Team
Разрешение на перевод: получено
Пейринг: Артур/Мерлин
Рейтинг: PG-13
Размер: 11125 слов
Саммари: Они строили свое королевство.
Тема №12. активное использование мифов артурианы в ВВС


Сейчас

Мерлин медленно ехал сквозь завесу дождя, внимательно следя за шагом лошади: Гаюс, буквально вернувшийся с того света, был еще слишком слаб. Но адреналин бешено гнал кровь по венам, и магу хотелось кричать, хотелось разбрасывать вокруг себя молнии, покалывавшие самые кончики пальцев, – хоть что-нибудь, чтобы высвободить бурлившую внутри силу, заставляющую его вцепившиеся в поводья руки мелко подрагивать.

Он получил власть над жизнью и смертью. Призвал высшие силы, дабы отнять человеческую жизнь, и подарил эту жизнь своему другу. Отныне он Мерлин, Величайший Маг и Чародей. Каждая жизнь в Камелоте принадлежала ему, в его власти было отнять ее или сохранить.

Жизнь за жизнь – баланс должен быть соблюден, но всегда есть выбор, кому жить, а кому умереть. Единственным же, что сдерживало силу Мерлина теперь, было отвращение, питаемое им к Нимуэ: внутреннее убеждение, что подобная магия, жестокая и эгоистичная, не стоила обладания ею. По телу Мерлина прошла дрожь; внутренний ужас перед собственным могуществом боролся в нем с тайным ликованием.

Позже, сидя у костра, он засыпал Гаюса вопросами. Тот с сожалением признал свое участие в зачистках Утера, свою измену магии, за которую Нимуэ и приговорила его к смерти в обмен на жизнь Мерлина или его матери. Измену, которую, по убеждению самого Гаюса, тот мог искупить, лишь присматривая за Мерлином. Спасти и обучить одного мага, отрекшись от всех остальных, отправленных Утером на костер.

Мерлину хотелось кричать от груза возложенных на него ожиданий, от мысли, что его силы были настолько особенными, что его одного стоило спасти, тогда как остальные были обречены. Он хотел спросить, чем же тогда Гаюс отличался от Нимуэ, готовой сохранить жизнь Мерлину в надежде, что Артур вернет магию в Камелот, или Дракона, завлекавшего его обрывками пророчества все с той же целью. (Нимуэ, которая повергла бы мир в состояние хаоса просто забавы ради, и Дракона, безразличному ко всему, что нельзя было использовать с целью приближения смерти Утера и его собственного освобождения из оков. Им обоим не было и дела ни до того, каким королем станет Артур, ни до людей, которым предстояло жить в Камелоте). Мерлину хотелось высказать все, что накипело на душе, но он прикусил язык и, заварив травяной чай, только внимательно смотрел, как его учитель делает глоток за глотком.

Гаюс не был ни безразличным, ни жестоким. Но по возвращении в Камелот этого было уже недостаточно, чтобы заставить Мерлина поделиться с ним своей новой силой и острой радостью от ее использования, будоражившим вибрированием магии в крови – магии, не заботившейся о нравственности, – только о силе обладавшего ею; страхом, что однажды Мерлин и сам уподобится Нимуэ; сомнениями, допустимо ли ее использование во имя высшего блага и как понять, что этот момент, момент крайней нужды, настал.

Мерлин навестил Артура в его покоях и, глядя на умиротворенное во сне лицо, почувствовал непреодолимое желание разбудить его. Но что бы он сказал? «Хватит валяться – я знаю, ты уже вполне здоров»? «Ты станешь величайшем королем из всех, когда-либо живших на этом свете»? «Ты зовешь меня идиотом, а я спас твою жизнь, призвав смерть на голову другого человека. Я бы сделал это снова, и никто во всем Камелоте не смог бы мне помешать»?

Порой Мерлину казалось, что он может рассказать Артуру о своей магии, что тот знает его и доверяет, и никакие откровения не смогут изменить этого. Но даже в лучшие времена просить Артура сохранить подобное в секрете значило бы просить того совершить измену против короля, против самих законов Камелота. И если Мерлин смолчал тогда – тем больше причин было сделать это сейчас, когда он больше не мог быть уверен, что Артуру вообще следует доверять ему.

Подобные же сомнения - и не они одни - удерживали его и от того, чтобы открыться Моргане. Мерлин знал: ее убеждения были, возможно, даже сильнее его собственных, но в то же время он сам был свидетелем того, как она задумала убить Короля, а в самый последний момент обернула меч против своего же соучастника. Дракон, как Мерлин имел возможность убедиться, и вовсе никогда не был ему другом; его пророчества все еще могли быть правдой, должны были ею быть, но он никогда не видел в Мерлине ничего, кроме средства для достижения своей конечной цели. Так что из всех, кому он мог доверить свою тайну, оставалась только Гвен.

Мерлин нашел ее в дворцовой прачечной: надежную, заслуживающую всяческого доверия Гвен, чья честность и прямота были столь же непоколебимы, как и каменные пещеры под замком. Гвен, которая отчаянно цеплялась за свою веру в то, что все еще будет хорошо, стоит лишь им всем дождаться момента, когда Артур станет Королем. Гвен, черпавшую свои внутренние силы в уверенности, что мир – это место, где добродетель всегда торжествует над пороком, и никакая несправедливость не может длиться вечно.

- Ты когда-нибудь думала… - начал было он. – Я хочу сказать, если бы в твоих силах было повлиять на ход вещей, совершить великое добро, но, возможно, ценой огромного зла… Как бы ты знала, что делать? Стоит ли это любой заплаченной цены?

Гвен посмотрела на него своим внимательным взглядом, и Мерлин возблагодарил Бога за то, что она не стала задавать вопросов.

- Ты как-то спрашивал меня, - проговорила она, - смогла бы я убить Утера, мстя ему за смерть своего отца, и я ответила, что так я лишь сама бы уподобилась ему. Однако будь в моих силах спасти отцу жизнь, я бы сделала все, что угодно. Но потом я всего лишь служанка, в моей власти не так уж и много. Я бы встала на защиту отца с мечом в руках, но не пошла бы вырезать деревни и убивать невинных ради его спасения. Королям порой приходится отправлять своих людей в бой на верную смерть. Но едва ли существует такое великое добро, которое оправдало бы то, что Кэнэн хотел сотворить с Эалдором, какое бы это ни имело значение для политики.

Мерлин сберег ее слова в памяти и в глубокой задумчивости поднялся на крепостной вал. Лишая Нимуэ жизни, он вовсе не думал, что спасает ее Гаюсу, – даже не знал, что это возможно. Было ли это лучше или только делало все хуже – то, что он убил ее с единственной целью отомстить, а не пытаясь сместить баланс жизни и смерти в сторону своего друга? Мерлин не знал, но понимал одно: он не хочет этого знать.

Перегнувшись через парапет, маг вгляделся в копошение жизни внизу. Там, на дворцовой площади, находились люди Артура – те, кто был ему дорог, - и однажды Мерлин встанет подле него, чтобы защитить их. Он не сможет сделать этого, если будет ненавидеть магию в себе, как не сможет этого и в том случае, если вся его сила будет направлена лишь на удовлетворение его собственных нужд. Если одной жизнью можно оплатить другую, если магия выставляет такую цену, тогда его собственная жизнь, сама ее суть – единственное, чем он имеет право распоряжаться. Когда Артур станет королем, Мерлин будет стараться судить всех по справедливости. Но, даже отправляя солдат на смерть на поле брани – во имя Камелота, – даже во имя своего Короля, Мерлин не станет черпать силу для заклинаний в жизнях невинных.

Мерлин усмехнулся самому себе. Четыре дня и целую вечность назад он предлагал свою жизнь в обмен на жизнь Артура, и после всех волнений и тревог он снова вернулся к тому, с чего и начал. Мерлин покачал головой и отправился в покои принца – разбудить и помочь облачиться в праздничные робы перед предстоящим пиром.





Год третий

Королевство буквально бурлило в год смерти Утера. Постоянно приходили донесения о чужих войсках и магах, о чужеземцах, появлявшихся в деревнях по ночам, и зверях, выходивших из лесов и из самих легенд.

И все же, когда король лежал на поле битвы, смертельно раненый, Артур был застигнут врасплох и лишь бессмысленно пытался стянуть вместе края зачарованной раны, глядя, как вместе с кровью, бьющей из нее, из его отца вытекает сама жизнь. У него не было времени, чтобы проститься, оплакать свою потерю, ни минуты на смехотворные слезы, что жгли глаза, или разверзшуюся пустоту внутри – только битва впереди, которую нужно было выиграть, только рыцари, которые ждали его команд, только меч в руках, чтобы одолеть смерть, сколь бы неравными ни были их силы.

Сам Камелот тогда подвергся атакам. Вогнав меч в живот нападавшего, Артур с ужасом смотрел, как рана затягивается на глазах и человекоподобное существо поднимается на ноги, снова готовое вступить в битву. Он слышал, как Моргана вскрикнула чуть поодаль, всхлипывая и заламывая руки: «Нет! Мои сны!» В следующий раз, попав в поле его зрения, та уже сражалась, полная ожесточенной решимости, а подле нее размахивала мечом верная Гвен. А потом замок охватил огонь – огонь, что был губителен только для захватчиков, словно жители города были неприкосновенны для него. И Мерлин стоял посреди этого ужаса - глаза цвета золота и рука вытянута вперед, – направляя языки пламени, уничтожал воскресших мертвецов одного за другим.

Мерлин был магом. Утер погиб по вине магии, а Мерлин спас их всех с помощью магического огня.

Артур стоял на дворцовой площади Камелота и, задрав голову, смотрел на своего слугу. Он практически ощущал тяжесть чужого ожидания на своих плечах. Все, начиная от рыцарей и вассалов его отца и заканчивая замковыми слугами и крестьянами, молчаливо ожидали решающего слова Короля. Артур только что выиграл величайшее сражение, но именно это решение должно было стать его первым в новой роли. Он мог признать во всеуслышание, что Мерлин спас их, а мог приказать заковать того в железо и бросить в темницу. Мог встать на страже всего того, за что боролся его отец, обратившись к законам Камелота, а мог разрешить магию – магию, только что практически уничтожившую его королевство. Что бы он ни решил, Артур должен был сделать это прямо сейчас.

- Черт тебя подери, Мерлин, - пробормотал он чуть слышно.

Но Мерлин никогда не обладал чувством времени и места, ни даже просто инстинктом самосохранения. (Хотя, если подумать, для мага прожить в Камелоте четыре года говорило о куда большей осторожности, чем Артур мог бы заподозрить в Мерлине.) Тот не пал перед ним ниц – ни единой мольбы, ни бесстрастных заверений в преданности. Лишь шагнул вперед, перехватывая Артура за запястье.

- Артур, - проговорил маг, – что-то не так с самой землей. Эти мертвецы не более чем симптом болезни. Пока мы не устраним причину, они будут продолжать прибывать, или даже хуже. Нам нужно найти источник.

- Я видела это, - голос Морганы звучал величественно и смиренно. – На Острове Блаженных магия вышла из равновесия.

Они отправились в путь на восходе солнца: Артур, группа его лучших рыцарей и величайший волшебник, которого он считал своим другом, - следуя за видениями провидицы, которой оказалась подопечная его отца. И, конечно же, ни Моргана, ни Гвен и слышать не желали о том, чтобы остаться в Камелоте.





Нимуэ не была упокоена окончательно и бесповоротно.

Конечно же, нет, горько подумал Мерлин. Когда это в его жизни все было просто?

Магия Древней Религии была чистой энергией, равнодушной и бесстрастной. Ей были равно безразличны и вера, и убеждения, и принципы. Здесь, на острове, существовавшем лишь благодаря пропитавшей каждый его камень магии, находилось средоточие ее силы. И вся эта сила на протяжении уже пяти сотен лет находилась во власти Верховной Жрицы, могущественнейшей из волшебниц. Еще на берегу Мерлин почувствовал зияющую пустоту там, где некогда была ее магия, дисбаланс в самом сердце острова, в самой глубинной его сути.

Они оставили рыцарей на берегу; что бы ни ждало их на острове, с ним нельзя было справиться холодной сталью. Мерлин видел боль в глазах Артура, боль от предательства, от многолетней лжи, видел его неприязнь к магии и тяжесть ответственности, легшей на его плечи. Маг больше не был уверен, найдется ли для него место в Камелоте, когда все закончится. Но был рад, что хотя бы сейчас Артур вел себя благоразумно; хотя любому благоразумию, конечно, был предел.

- Сир, поверь, ты мало что можешь сделать. Останься со своими людьми.

- Я буду следить за тобой.

- Послушай, я знаю, для тебя все это слишком ново, но я, правда, знаю, что делаю. Хорошо, не то чтобы я понимал, что происходит, но я уже давно имею дело с магией.

- Едва ли это говорит в твою пользу, Мерлин.

- Пожалуйста…

- Я король. Я несу ответственность за эту землю. Я несу ответственность за то, что доверяю эту битву магу, полагаясь на видения провидицы. Предаю ли я сейчас своих людей или, наоборот, спасаю их, но я пройду этот путь до конца.

Вчетвером они забрались в маленькую шлюпку, аккуратно причалили к каменистому берегу, больше похожему на мираж, и вошли в заброшенное святилище. Остатки зачахшей растительности безжизненно виднелись в трещинах пола и стен.

Артур вытащил меч и медленно, шаг за шагом, пошел влево. Моргана и Гвен также держали оружие на изготовке. Мерлин предпочел, чтобы руки были свободны. Сейчас исход битвы полностью зависел от его сил и способности черпать магию из самой земли, что бы им здесь ни встретилось.

Фигура Нимуэ мелькнула возле колонны. Мерлин швырнул в нее шаром огня, но она уже растворилась в воздухе. Он видел лишь, как ее рот приоткрылся в беззвучном крике, а пальцы спазмом скользнули по каменной кладке. Казалось, весь остров содрогнулся от ее боли.

Мерлин опустился на колени, зарываясь руками в истощенную землю, пытаясь собрать по частям картину произошедшего здесь. Чудовищная пустота в самом сердце острова мгновенно откликнулась на его магию, потянулась за ним. Осколки души Нимуэ, вырванной из тела в момент смерти, цеплялись за землю, питавшую ее своей силой. «Это все сделал я», - мелькнуло в голове у Мерлина, наполняя душу страхом и священным трепетом.

Острову нужна была жрица, обладавшая магией, чтобы обуздать его силу, направить ее или развеять: кто-то, кто смог бы справиться с водоворотом силы и не погибнуть при этом. Оставшись без узды, она хлынула вовне, поднимая из могил мертвецов и порождая трехголовых чудовищ. Маги со слабыми способностями неожиданно переживали сильнейшие магические выплески: одни использовали их для осуществления своих желаний, другие вершили вендетту, кто-то и вовсе сошел с ума.

Потянувшись магией чуть дальше, Мерлин мог почувствовать других людей, другие смерти. Некоторые пали жертвами Нимуэ, их жизни были отняты, дабы подпитать ее силу, а души упокоились, растворились навеки в почве, ставшей могилой для их тел. Но были и те, чье присутствие ощущалось еще совсем свежим. Маг и два друида, привлеченные сюда кричащей пустотой, жаждавшие заполучить власть над островом, но оказавшиеся неспособными подчинить его, побороть влияние Нимуэ. Мерлин нашел ответы на свои вопросы. Он не закончил то, что им же и было начато, – это и стало причиной волнений по всему Камелоту. Теперь уже не имело значения, позволит ли ему Артур вернуться в Камелот; Мерлин должен был остаться на острове, утвердить свою власть над ним.

- Мерлин! – донесся до него крик Артура, и маг вернулся в собственное тело. Нимуэ снова материализовалась в воздухе, вся ее фигура источала полную сосредоточенность, рука вытянута в сторону Гвен, чьи юбки запутались в обвивших ее зеленых стеблях.

- Нет! – яростно закричал Мерлин. – Твое время вышло. Ты только дух. Лишь отголосок. Ты больше не властна над этим островом, и я не отдам тебе своих друзей. – Он надавил на нее всей силой своей магии, и растения, цеплявшиеся за Гвен, нехотя отползли назад.

Артур схватил девушку за руку, и все четверо нырнули за изрезанную глубокими трещинами стену. Мерлин торопливо посвятил их в дело.

- Фактически её больше нет, - закончил он, - но она вся преисполнена ненависти к Камелоту и ко мне. Артур, твои проблемы не закончатся, пока последнее напоминание о ее пребывании здесь не будет вытравлено с острова и кто-то другой не примет на себя его силу. Я могу сделать это, Артур. И тебе не придется волноваться о том, что делать с магом при твоем дворе.

- Что? Нет! – воскликнул Артур.

- Магия реальна. И этот остров тоже, - ответил Мерлин. – Она никуда не денется, как бы ты ни ненавидел ее. Клянусь, я буду использовать ее с единственной целью защитить это королевство.

- Упрямец. Ты нужен мне в Камелоте больше, - отчаянно возразил Артур. – Какому еще магу я смогу доверять? Должен быть другой способ.

Стена над ними начала рушиться, и Гвен толкнула их обоих в сторону.

- Мужчины! – простонала она. – Вначале победите Нимуэ, а потом спорьте.

Мерлин кинулся к ближайшей колонне, походя черпая силу у земли и неба, и, удерживая призрак Нимуэ в этой реальности, направил на нее всю свою магию.

Он чувствовал, как начал меняться баланс сил на острове, склоняясь в его сторону. Он знал, что побеждает. Влияние Нимуэ становилось слабее по мере того, как ее все дальше отталкивало от источника ее силы. Однако это была лишь частично его заслуга.

Другая вспышка яркого света озарила святилище. Моргана менялась на глазах, источая неземное свечение вокруг.

- Я заявляю права на этот остров, - заявила она Нимуэ. – Теперь я его жрица, и его сила принадлежит мне.

Нимуэ растаяла в воздухе, и на этот раз Мерлин мог быть уверен: она не вернется.

Долгое мгновение они с Морганой просто смотрели друг на друга поверх разделявшей их бесплодной земли, маг и провидица, волшебник и жрица. А потом свечение, окружавшее Моргану, померкло, словно все вылилось вовне, и она упала на землю, как подкошенная.

- Моргана! – истошно закричала Гвен, и все трое бросились к ней.

Глаза Морганы распахнулись, и она судорожно вцепилась в руку Артура.

- Я в порядке, - прошептала она, но ее тело вдруг стало почти прозрачным, как у Нимуэ до этого. Мерлин запаниковал и снова потянулся было магией к земле, но зияющая там некогда пустота исчезла, заполненная жизненной силой Морганы, которая тут же отозвалась на его робкое прикосновение.

- Не беспокойся, - проговорила она. – Я справлюсь.

- Но это должен был быть я, - глухо произнес Мерлин. – Я заварил эту кашу – я же должен был и разобраться с Нимуэ.

- Пусть так, но сейчас уже поздно. Или ты хочешь оспорить мое право на остров? – Моргана то становилась совсем прозрачной, почти исчезая, то снова появлялась, и это было немного жутко. – У меня хватит сил. Я смогу. Я принесу больше пользы Артуру здесь, чем при дворе – да я никогда и не стремилась сделать выгодную партию.

Артур несогласно покачал головой, гримаса боли исказила его лицо. И это была полностью вина Мерлина.

- Это должен был быть я, - произнес он снова.

- Послушайте, - подала голос Гвен. – Уже поздно что-то менять, давайте исходить из того, что у нас есть. Моргана останется здесь, на острове, на страже темной магии, а Мерлин вернется с вами ко двору. Вы ведь назначите его придворным магом, да?

- Что? Да! – воскликнул Король. Отлично, одной заботой меньше.

- Я, конечно же, остаюсь, - продолжала Гвен. – Уверена, вы вполне можете оставить с нами несколько надежных и сильных рыцарей для защиты, а после прислать все необходимое.

Артур заметно воспрянул духом. В конце концов, Остров Блаженных находился менее чем в сутках пути от Камелота, Моргана вовсе не была сослана на край света. Мерлин, казалось, тоже вздохнул с облегчением. Новоявленная жрица все еще была неестественно бледна, но уже больше походила на человека.

Артур потрепал Мерлина по плечу, они наскоро попрощались и, забравшись в лодку, вдвоем отправились к видневшемуся вдалеке берегу. Для Камелота начиналась новая эра.





Год 3,5

Гвен, не колеблясь, отослала Артура и Мерлина с Острова Блаженных. Разве у нее был выбор? Дела королевства требовали полного внимания своего нового короля, беспокойство за сестру не должно было отвлекать его мысли. Гвен приняла все беспокойство на себя.

Пара-тройка рыцарей все время находились подле нее, выполняя все ее распоряжения. Они уложили Моргану на ложе в одном из павильонов и начали перевозить на остров съестные припасы и все, что помогло бы превратить остров в постоянное поселение. Быть может, Нимуэ и могла существовать, черпая силы из одной магии, – Гвен не собиралась позволить Моргане уподобиться ей.

Проще было сказать, чем сделать. Ночью Моргану начала бить дрожь, и Гвен чуть не сошла с ума от страха, баюкая ее в своих объятьях. Но когда рука Гвен вдруг свободно прошла сквозь ее запястье, девушка поняла, что провидица проигрывает битву с островом. Такова была правда: даже имея в своей крови изрядное количество магии, Моргана не была и вполовину так сильна, как Мерлин. Она заняла место волшебницы, разменявшей сотни лет и бывшей во много крат могущественнее её самой. Моргане могло просто не хватить сил, чтобы удержать то, на что она заявила права.

Гвен строила планы, отдавала распоряжения рыцарям и слугам, начала работы по возведению деревянной усадьбы – дома для ее госпожи. Если Моргана была хозяйкой острова, то Гвен – его сенешалем. Она отказывалась верить, что все усилия, в конце концов, могли оказаться напрасными.

Каждый раз, приходя к ложу Морганы, Гвен говорила с ней, надеясь, что звук ее голоса поможет вернуться душе подруги обратно в тело, вкладывая всю свою внутреннюю силу в эту невидимую ей борьбу.

Прошли дни, за ними – недели, и жизнь постепенно вошла в свою колею. Одним утром Моргана очнулась ото сна и улыбнулась Гвен, даже поддержала разговор, ни разу не прервавшись на полуслове и не потеряв телесности. Вскоре она уже встала на ноги, выказав живейший интерес к новорожденной деревне - детищу Гвен.

Но в глубине ее глаз и в уголках самой прекрасной из ее улыбок навечно застыло что-то потустороннее, вплавившееся, казалось, в самую ее душу. Гвен было страшно за нее.

Волшебник-сакс прибыл на остров, привлеченный опутывавшей его магией, готовый биться за право обладания им. Моргана смерила его гневным взглядом, и ее глаза подернулись легкой дымкой. Сакс схватился за горло, задыхаясь, пока воздуха в нём не осталось ни на один вздох.

Моргану не учили управлять своей силой. Она лишь грезила, и в этих грезах к ней являлось будущее. Сейчас же она без единого сомнения использовала свою силу, чтобы убить человека.

Гвен не испытывала жалости к напавшему на них волшебнику, который убил двух слуг, пробираясь к святилищу через деревню. Но она не знала, как могла сказаться на Моргане победа над Нимуэ, и боялась, что все это – последняя месть ведьмы.

Теперь уже ни у кого не было сомнений, обладает ли Моргана над островом властью, и что она куда лучший выбор, нежели прежняя жрица. Но Гвен не нужно было быть провидицей, чтобы знать: настанет день, когда Моргана станет внушать не меньший ужас, чем Нимуэ, и им всем – ей самой, Артуру, Мерлину – придется противостоять ей. И тогда, независимо от исхода битвы, что-то умрет в каждом из них.





Одним весенним утром за завтраком Моргана вдруг резко вскинула голову и, жестом приказав всем замолчать, стала вслушиваться во что-то, недоступное слуху Гвен.

- На острове незваные гости, - произнесла она.

Гвен теперь была возведена в придворные дамы и числилась близкой подругой. Приподнявшись со своего места за столом, она приказала служанке сбегать за главой королевских рыцарей.

Прошел уже год с тех пор, как Гвен последний раз была в Камелоте, но слухи о силе Морганы множились, и люди постепенно привыкали к мысли о них. Впрочем, им, ежедневно имевшим дело с Мерлином и его магией, было довольно легко принять существование молодой провидицы на отдаленном острове.

Артур снабдил девушек всем, что могло понадобиться в их добровольной ссылке, включая целый отряд рыцарей, которые сменяли друг друга каждые два месяца. В этом месяце во главе отряда стоял Ланселот. Теперь, когда магия Мерлина перестала быть тайной, и рыцарю больше не нужно было брать на себя чужие геройства, он вернулся ко двору. Ланселот с готовностью предстал перед Морганой, ожидая дальнейших распоряжений, но все, чем она обладала – это лишь инстинктивное знание, что что-то не так. Поэтому им пришлось пойти сложным путем – отправиться пешком сквозь густой подлесок, подключив к поискам как рыцарей, так и слуг.

Моргана все еще была слишком слаба, чтобы управляться с оружием, но Гвен все равно взяла с собой оба их меча и арбалет в придачу. Пускай ощущения Морганы были весьма смутными, но именно благодаря им они вообще узнали, что что-то идет не так. Гвен была полна предчувствий, что именно их группе и посчастливится найти источник ее беспокойства.

Она оказалась права.

На берегу, у входа в пещеру, на самой труднодоступной стороне острова они обнаружили приставшую лодку и двух стоявших на страже мужчин.

- Друиды! – прошипела Моргана.

Гвен встала подле нее.

- Что им нужно? – спросила она.

Друиды поднялись со своих мест, готовые отразить атаку, но, когда один из них заговорил, его голос звучал спокойно и кротко.

- Остров Блаженных имеет для нас огромное значение, - произнес он. – Наши обряды требуют доступа в его святилище. Там мы празднуем единение с нашей землей. Мы не представляем угрозу для Жрицы.

Гвен взглянула на Моргану, чьи глаза вспыхнули неестественно голубым светом.

- Ложь, - проговорила та. – Кто-то внутри пещеры пытается украсть у меня магию острова. Другие друиды уже пытались отнять ее у Нимуэ. Говорю вам: убирайтесь прочь.

Друид, что был повыше ростом, схватился за свои амулеты и зашептал слова на неизвестном Гвен языке. Ланселот, стоявший подле нее, вздрогнул и перехватил свой меч покрепче; магия делала исход битвы в лучшем случае непредсказуемым. В тот же миг глаза Морганы вспыхнули, и сила, удерживавшая Ланселота на месте, рассеялась. Второй друид непонятно выругался и вытащил собственный меч. Их было двое на одного, но тут Ланселот был на своем месте и быстро расправился с обоими захватчиками.

Гвен поспешила вслед за Морганой в пещеру и потрясенно замерла у входа. Не друиды, а маленький мальчик с мерцающими глазами пытался дотянуться до магии острова. Не в силах совладать с нею, он заметно дрожал от напряжения. Гвен узнала ребенка. Это был Мордред.

Моргана шагнула к нему. Вот оно, подумала Гвен с дурным предчувствием. Какую бы опасность ни представляла Моргана теперь, убив ребенка, она потеряла бы последнее сходство с той Морганой, которую они все любили.

Моргана опустилась на колени и взяла руки мальчика в свои ладони.

- Мордред! – властно произнесла она. – Отпусти.

Она не проронила больше ни слова, только пристально смотрела ему в глаза. Веки Мордреда затрепетали, и Гвен с удивлением осознала, что они вели мысленный разговор.

Мальчика затрясло, он весь словно съежился и потянулся к Моргане. Та обняла его рукой и повела к выходу из пещеры.





Делегация друидов прибыла неделю спустя. Они учились на своих ошибках: на этот раз их лодки пристали к главному причалу на глазах у всей островной деревушки.

Моргана приветствовала их с величием королевы.

Гвен испытывала острое чувство удовлетворения, слушая их бессвязное лопотание. Мальчик действовал не по общему решению, а по указке отступников, остров является центром их религии, им нужен доступ к святилищу для совершения их ритуалов, как и во времена Нимуэ. Нет-нет, эти обряды совершенно безобидны – просто празднование смены времен года. Им так жаль, они бы ни за что не стали пытаться забрать остров у его новой жрицы (просто поняли, что Моргана сильнее, чем им казалось, - Гвен не склонна была питать иллюзий), злоумышленники уже понесли наказание, и все, чего хотят друиды – это жить в мире.

Моргана оборвала их бессвязные речи резким взмахом руки.

- Довольно, - произнесла она. – Вам нужно разрешение проводить ваши безобидные обряды? Я дозволяю вам являться к моим воротам в качестве просителей. Но я жрица этого острова, его магия в моих руках; осмелитесь черпать его силу без моего ведома – я тут же пресеку малейшую попытку забрать его у меня.

- Ваша милость… - начал глава друидов.

- Я не закончила. Я не Нимуэ и не собираюсь взимать с вас плату кровью или службой… Не спорить! Магия острова течет в моих венах, и моя воля – единственное, что сдерживает ее. Вы думали, я не узнаю, что творилось здесь совсем недавно? Я буду поддерживать баланс, и вы вольны черпать в нем все, чего требует ваша вера, но магия Нимуэ была темной и отвратительной. Я больше никому не позволю проводить здесь подобные ритуалы.

Глава друидов казался несколько испуганным, но одновременно в его чертах сквозило явное облегчение, и он тут же возвысился в глазах Гвен.

- Вы действительно великодушны, - проговорил он. – Можем ли мы теперь забрать мальчика? Уверяю вас, он будет отдан в ученики самому миролюбивому из наших людей.

- Нет, - отрезала Моргана. – Такова моя цена. В венах Мордреда текло больше магии, чем у любого из вас, а после случившегося – и вдвое больше. Первый учитель привел его в Камелот, где само его существование должно было стать ему смертным приговором; второй использовал, чтобы тайными происками украсть у меня то, что не мог взять открыто. Мордред - ребенок, а не оружие. Вы можете присылать ему учителей, но сам он останется здесь, со мной.





Так постепенно их маленькая островная коммуна пополнилась полудюжиной друидов, остальным же было разрешено являться к берегам острова в дни великих праздников древней религии.

Моргана по-прежнему время от времени исчезала в другой реальности, невидимой никому, кроме нее. Однако теперь, когда она взяла на себя воспитание Мордреда, ее связь с миром людей стала намного крепче. Больше ни у кого не вызывало сомнений, что она является истинной жрицей острова: обоих его видимого и невидимого миров. Она играла со своим приемным сыном в салки в лесах острова и учила его основам обращения с мечом и стратегии, используя деревянные клинки и зачарованных игрушечных солдатиков.

Гвен же оставалась сенешалем острова. Она разрабатывала планы по расширению деревни и разрешала споры между ее жителями. Организовывала переговоры с людьми с большой земли, получая у них еду в обмен на заклинания, защитные амулеты и благословение для их урожая. Она же руководила рыцарями, присланными из Камелота.

По долгим размышлениям, Гвен отдала приказ построить кузницу. Население острова было слишком маленьким, чтобы испытывать нужду в кузнеце, но она оправдывала себя тем, что это давало им определенную независимость. Кроме того, Гвен уповала на то, что однажды, когда ее служба в качестве помощницы Морганы подойдет к концу, она сможет удалиться туда, где прошло ее детство, и продолжить дело своего отца.

Она как раз работала в кузнице, когда вернулся Ланселот. Артур не имел обыкновения посылать к ним одних и тех же рыцарей ранее, чем пройдет хотя бы полгода, и Гвен подозревала – надеялась, – что тот сам вызвался на внеочередное дежурство.

Она ковала меч. Пускай он не был столь же великолепен, как лучшая работа ее отца, но Моргана закалила железо магией, и меч обещал стать мощным и сильным оружием в руках истинного рыцаря.

Ланселот наблюдал за нею, пока она не закончила и не отложила раскаленный металл в сторону - остынуть.

- Моя леди свободна сегодня вечером? – спросил он.

Гвен улыбнулась.

- Только приберусь - и я вся ваша.

Только увидев, как щеки Ланселота мгновенно окрасились румянцем, Гвен осознала, что сорвалось с ее губ. Она не стала забирать слова обратно.

Ланселот перехватил ее за перепачканную во время работы руку и нежно поцеловал в губы. Она ответила на поцелуй, но уже мгновение спустя мягко высвободилась из его объятий, интересуясь, что нового в Камелоте.

Выходя из кузницы, они говорили об общих друзьях. Не было нужды спешить - у них было все время в мире.





Год пятый

Пожалуй, Артур уже привык к своей новой роли.

Он присутствовал в главной зале на судебных разбирательствах в качестве судьи и с трудом подавлял желание назвать идиотками даже самых симпатичных из просительниц, которым следовало бы улаживать свои споры, не привлекая к этому короля.

Он тренировал рыцарей – не забавы ради, как в бытность свою принцем, а дабы выпестовать из них цвет своей армии. Когда Мерлин и Ланселот сознались в своем обмане насчет происхождения последнего, Артур открыл доступ в рыцарство лучшим кандидатам независимо от их статуса. Не все поняли его решения, явно противоречившего привычному социальному порядку, но оно заметно взбодрило рыцарские ряды. Границы государства были теперь куда лучше защищены, чем во время правления его отца.

И рядом с ним, бок о бок, всегда был Мерлин.

Когда Артур представлял себя королем, в своем воображении он рисовал себя окруженным советниками отца. Какое простодушие. Гаюс по-прежнему был рядом - постаревший и заметно сдавший, но неизменно преданный. Однако многие остальные отошли от дел в силу своего возраста, тогда как еще большее количество было собственноручно отправлено Артуром в отставку, когда стали ясны их намерения контролировать действия молодого короля.

Он также предполагал, что подле него будет Моргана – не покладистый и незримый советник, а то еще шило в заднице. Та, что всегда сказала бы ему правду, озвучила самые неприятные факты, как бы он сам не хотел их слышать. Это тоже были наивные мысли. Будь Утер еще жив, Моргану бы уже выдали замуж из дипломатических соображений, и ей, как и сейчас, пришлось бы оставить Камелот. Став жрицей острова, она лишь раз навестила замок, после чего призналась Артуру, что чувствует себя неуютно, надолго оставляя свои владения.

Магия изменила ее, превратив в нечто потустороннее и чуждое, хотя оба – как Ланселот, так и Гвен - уверяли Артура, что тот должен доверять ей, что она все держит под контролем. Что часть нее по-прежнему принадлежит этому миру, и она все та же Моргана. Что магия не поработила ее.

В противовес невозмутимой интуиции Морганы и ее язвительной мудрости у Артура был Мерлин. Мерлин, в чьих венах струилась магия такой силы, что тот без труда мог уничтожить весь Камелот. Мерлин, который долгие годы был не просто слугой Артура, но, пожалуй, худшим из всех. На чьем лице отражались все его мысли, но который сумел сохранить свою тайну от всего двора Утера.

Мерлин оказался могущественнее всех волшебников, что упоминались в записях Джеффри. Он был средоточием всего, что Артура учили бояться и ненавидеть, и все же именно его присутствие рядом уравновешивало решения Артура, его самонадеянность, как ничто иное.

- Задница, - сказал величайший волшебник в истории, когда они покидали зал для аудиенций. – Джек в самом деле поверил, что ты позволишь ему распахать южный тренировочный плац, если он только сможет победить твоего лучшего рыцаря в бою один на один.

- Я не это имел в виду, - возразил Артур. – Я сказал, что никому не позволю вмешиваться в тренировки рыцарей, даже если он положит Ланселота на обе лопатки. Если он так глуп, чтобы воспринять это как план действий, то заслуживает всего того, что получит. Не говоря о том, что этот старый жирный дуралей в жизни не станет рисковать ни своей шкурой, ни достоинством.

- Но было бы забавно, попробуй он, не так ли? – признал Мерлин, скаля зубы.

- Я действительно ценю твое присутствие на этих совещаниях, - неожиданно серьезно произнес Артур. – Я знаю, это пустая трата твоих талантов…

- Эй, я только рад. Кроме того, дела, которые требуют магического вмешательства, обычно подразумевают полное незнание вопроса, мозговой штурм и пару дней чистого кошмара. И это еще если ты не рискуешь своей жизнью и благополучием королевства, пытаясь уничтожить порожденных магией чудовищ при помощи своего крошечного мечика.

- Ничего подобного! Я не так уж и часто вмешиваюсь. И водяной на прошлой неделе не в счет; он оплел тебя чарами, и ты едва не утонул. Кроме того мой меч вовсе не крошечный! – Артур смерил его полным негодования взглядом.

- Предлагаешь мне проверить? – тихо спросил Мерлин.

Артур резко вскинул голову, не уверенный, не шутит ли тот. Было бы ложью сказать, что он никогда не думал о Мерлине в этом ключе. И сдерживала его вовсе не мысль о том, что тот был магом, способным убить его одной силой мысли. Артур никогда не любил находиться в чьей-то власти, но Мерлин давно стал исключением из всех правил. Просто Артур обладал уже столь многим и так сильно нуждался в Мерлине, что возможный риск, на его взгляд, не стоил того.

Мерлин смотрел на него, не отводя посерьезневшего взгляда. Если Артур захочет, это случится.

Тогда Артур протянул руку и, не дав себе времени одуматься, положил ее на затылок Мерлину, притягивая того в пробный поцелуй.

Мерлин ответил, не колеблясь ни мгновения, и из робкого и нерешительного поцелуй быстро перерос в нечто куда более яростное. Артур толкнул своего придворного мага к стене коридора, прижимаясь к нему бедрами и легонько прикусывая нелепые, совершенно восхитительные уши. Кто-то протяжно застонал, но Артур не мог с уверенностью сказать, был это он сам или же Мерлин.

Тут коридор осветился сиянием. Артур и представить не мог, что испытываемое возбуждение заставит Мерлина создавать столпы света, но это было вполне объяснимо: хотя Мерлин контролировал себя уже заметно лучше, чем в то время, когда Артур впервые узнал о его магии, свечи по-прежнему иногда начинали мерцать, а книги падали с полок, стоило Мерлину сконцентрироваться на каком-нибудь заклинании. Артуру глубоко польстило, что он имел на Мерлина тот же эффект.

Мерцающее облако света прочистило горло.

- Прошу прощенья, - произнесло оно голосом Морганы.

Что ж, возможно, это вовсе не было делом рук Мерлина.

Они неохотно отстранились друг от друга, Артур не спешил убрать руку со спины своего мага. Проекция Морганы парила в воздухе, словно приведение.

- Так вы разобрались, что к чему, наконец? – усмехнулась она. – Не хочется прерывать вас, но мне приходится поддерживать очень сложные чары, а у вас не так много времени. Мерсийцы собирают армию. Они будут у вашей северной границы уже завтра.

- Что? – удивился Артур. Мерсийцы вели себя тише воды с тех пор, как он занял трон, не выказывая никаких захватнических настроений.

Мерлин шагнул ближе.

- Ты уверена насчет времени? – уточнил он. – Мы не получали никаких донесений от разведки.

- Я знаю, что видела, - отозвалась Моргана. – У меня было видение сегодня утром. Нужно действовать быстро, или же все деревни к северу от Хэмбора будут стерты с лица земли. Будут реки крови, - добавила она тихо. – Удачи.

Она растворилась в воздухе, и они остались стоять, недоверчиво глядя на каменную кладку стены.

- Ты знал, что она способна на это? – задумчиво произнес Артур.

- Нет, но считай, что нам повезло, - прозаично ответил Мерлин. – Пошли она сообщение с конным гонцом, у нас бы не осталось времени добраться до границ.

- Когда мы вернемся, Мерлин, помни: у нас еще есть незаконченное дело, - сказал Артур и быстро зашагал в сторону главного зала, чтобы созвать совет. Мерлин следовал за ним неизменной тенью.





Бой был стремителен, но жесток.

Артур посочувствовал бы мерсийцам, собиравшимся обрушиться всей своей мощью на беззащитных крестьян, а вместо этого столкнувшимся со всей камелотской армией и магом Мерлином в придачу. Но он прекрасно понимал, что случилось с этими самыми мирными жителями (его подданными), и, даже несмотря на помощь Мерлина, часть королевского войска осталась лежать на земле, защищая Камелот, свое королевство, свои дома. Магия Мерлина призывала на головы врагов огонь, сеяла в их рядах панику, сбивала мерсийцев с верного пути. И все же она не могла заменить рыцарей Артура. Все они остались в неоплатном долгу перед Мерлином в тот день, но не меньше сделали и военачальники Артура.

Два сквайра быстро подготовили для Артура шатер, где тот и расположился, ожидая послов с признанием официальной капитуляции врага.

Все актеры заняли свои места. Мерлин облачился в зловещий черный шелк и стоял с колдовским жезлом в руке (хотя он вступил в битву, одетый в кольчугу и кожу, не менее надежные, чем те, что принадлежали самому Артуру). Рыцари Артура и наемные солдаты окружили шатер плотным кольцом. Все буквально кричало о силе и мощи Камелота и глубоком недовольстве великого короля.

Мерлин стоял по правую руку от Артура, Ланселот – по левую.

Артур собирался даровать Ланселоту звание защитника и первого рыцаря Камелота. Этот титул был заслужен сполна, но, оглашая его перед мерсийскими пленными, Артур преследовал двойственные цели. Соседи Камелота должны были понять, что на страже его королевства стоит не одна лишь магия - его воины могли дать достойный отпор любому врагу, осмелившемуся напасть на них.

Все присутствовавшие на поле битвы в тот день могли лицезреть сэра Лансэлота во всей его мощи. Вот он бьется подле Артура, а в следующее мгновение уже расправляется с мерсийским знаменем. Величайший из воинов и лучший из главнокомандующих. Стратег и советник по делам государства. Кроме того, Ланселот все больше времени проводил на Острове Блаженных. Артур не завидовал его счастью с Гвен, но почитал огромной удачей, что, когда пришло предупреждение Морганы, тот был в Камелоте. Втайне король рассчитывал еще долго удерживать Ланселота на службе, надеялся, что тот понимает, насколько крепче и надежнее он делает правление Артура.

Условия, выдвинутые Артуром, были четки и весьма определенны, как в отношении податей, так и присяги на верность. Не настолько суровы, чтобы довести мерсийское королевство до нищеты или голода, однако достаточно серьезны, чтобы пошатнуть власть тамошних князей в глазах подданных и заставить их не один раз подумать, прежде чем они решат снова бросить вызов Камелоту.

Артур предпочитал приобретать себе сторонников уважением и справедливостью, но в этом случае этого явно было недостаточно. Сейчас ему нужно было позаботиться о безопасности собственного королевства, не породив при этом взаимных обид, которые в перспективе могли перерасти в ненависть и привести к новому вторжение.

- Отличная работа, - произнес Ланселот, когда аудиенция закончилась, а побежденные мерсийские князья были прочно связаны клятвами и милостиво отпущены домой.

Мерлин согласно кивнул.

- Твой отец был не способен на это.

Артуру вспомнилось огромное количество безобидных, по большому счету, магов, пользовавшихся своей силой по сущим пустякам, которых суровый закон превращал в преступников и предателей. Он надеялся избежать подобного, но как он мог быть уверен?

- Это действительно так, - убежденно продолжил Мерлин. – Ты великий король.

Придворный маг лукаво улыбнулся и увлек короля в свою палатку. Она была менее пышной, но куда более удобной, чем та, в которой Артур принимал делегацию мерсийцев. И, главное, в ней была одна очень даже функциональная кровать.

- А теперь, мой король, - прошептал Мерлин. – Кажется, у нас было одно незаконченное дело.





Год восьмой

Ни Артур, ни Мерлин ни разу не были на Острове Блаженных с того беспокойного года, когда Артур взошел на престол. Моргана навещала Камелот: один раз – во плоти и трижды – с помощью проекции, а рыцари и торговцы приносили новости с острова в город и обратно. Так получилось, что это был первый раз, когда Мерлин смог лично увидеть, во что превратились владения Морганы – шумную деревушку, несущую на себе следы торговли, магии и друидских верований.

Он не был уверен, что ему нравятся эти перемены – они, как минимум, вызывали у него неловкость. Это был не вопрос могущества: власть Морганы над островом была крепка, как сама земля, но и сила Мерлина многократно возросла за последние пять лет, и он знал, что по-прежнему был сильнее. Что касается других адептов магии, он мог прихлопнуть любого из них как муху, без малейшего усилия, какими бы атрибутами ни украшала себя их магия.

Нет, не чувствовал он и страха. Но магия здесь была возведена в культ древней религией. И пусть Моргана установила границы дозволенного на острове, постепенно она и сама переняла некоторые из ритуалов, практикуемых приходящими друидами и преподаваемых маленькому Мордреду.

Люди стекались сюда со всей Британии – те, кто чувствовал в себе призвание жить там, где реальность истончалась, а физический мир мог быть изменен легчайшим прикосновением магии. Лишь некоторые из них были друидами, но все они жили общей жизнью, сотканной из дикого переплетения их собственных традиций и друидских празднований, подчиненных смене времен года – церемониального чествования источника той силы, что поддерживала существование этого острова, и выражения признательности самой природе за все ее дары.

Мерлин выработал свой личный свод правил обращения с магией – его собственные моральные принципы, определявшие, когда конечная цель не стоила использованных для ее достижения средств. Но он не чувствовал необходимости возносить мольбы земле или умилостивлять ее, дабы она даровала ему силу. Магия не снисходила к нему в результате ритуальных действий, она просто была в нем, когда бы ни понадобилась, щекотала кончики его пальцев, готовая вырваться наружу. Ничего удивительного, что островитяне вызывали у него неловкость. Постепенно он начал понимать, что так беспокоило все королевство.

Власть Артура казалась непоколебимой. Соседние королевства все были либо его союзниками, либо вассалами – мало кто был настолько глуп, чтобы надеяться извлечь для себя преимущества из относительной юности короля.

Но не все шло так уж гладко. В последние месяцы количество дипломатических визитов все набирало и набирало обороты. Мерлин знал причину. Все принцы и бароны по соседству, кто имел дочь соответствующего возраста, примеривались к пустующему трону подле Артура. Те же, что не имели дочерей (или сестер, племянниц и прочих родственниц женского пола) сходили с ума от страха, что их противники смогут получить недоступное им преимущество. Будучи любовником Артура, Мерлин испытывал восторг от осознания, что тот принадлежит ему одному. Но как главный советник короля, он понимал: Артур должен выбрать королеву.

К сожалению, не все их проблемы сводились к дворцовым интригам. То тут, то там снова стали замечать магических существ. И если единороги и серебряные ястребы были настроены к людям благосклонно, даже беспечно, то грифоны и виверны представляли собой серьезную опасность. (Артур и Ланселот были рады возглавить группу молодых рыцарей, отправившихся против этих двух животных). Вроде бы ничто не причиняло особого беспокойства. Но магия земли была опять растревожена.

На западе друиды еще со времен коронации Артура продолжали держать политический нейтралитет, но до Камелота стали доходить слухи о растущем недоверии в их рядах. Мерлин не понимал, в чем дело. Моргана не позиционировала остров как часть владений Артура, но не было никаких сомнений, что друиды прекрасно видели связь между ними и, казалось, чувствовали себя там достаточно уютно. Теперь же Мерлин задавался вопросом, не была ли проблема в той пропасти, что разделяла их восприятие мира и традиции Камелота.

Как бы то ни было, Артур, похоже, был только рад оставить ненадолго двор; он перекидывался с уличными торговцами ничего не значащими шутками, а, остановившись у дверей кузницы, крепко обнял Гвен, после чего передал ее в руки Мерлина.

Потому что все это островное сообщество было целиком и полностью делом рук Гвен. Она создала его - она же им и управляла, правая рука Морганы и глас здравого смысла для них всех. Мерлин даже перестал чувствовать себя настолько не в своей тарелке: какими бы непривычными не были для него обычаи друидов, Гвен одобряла их и следовала им.

Их провели в усадьбу Морганы - в изящную деревянную залу, что изнутри была куда больше, чем казалась снаружи, и чьи стены способны были перестроиться согласно воле их хозяйки. Те рыцари, что часто приезжали на остров, уверенно прошли внутрь. Артур, привыкший к выплескам магии Мерлина, только пробормотал: «Насколько я могу судить, они хотя бы не двигаются сами по себе», – и последовал за ними. Но, по меньшей мере, половина его свиты была на острове впервые, и придворные опасливо жались друг к дружке позади Мерлина.

Моргана сама попросила их приехать, на этот раз прислав сообщение обычным способом. Но меж официальными словами и формальностями явно читалось беспокойство. Этой ночью она устраивала огромное пиршество в честь высоких гостей, но уже на следующее утро они должны были безотлагательно приступить к обсуждению насущных вопросов. Мерлин все больше уверялся, что Моргану беспокоило то же, что и его самого.





Все оказалось так, как Мерлин и предполагал: маги к западу от Камелота опасались его всевозрастающего могущества. Даже влияния Мерлина при дворе было недостаточно, чтобы развеять их сомнения, учитывая, как мало он уважал их собственные традиции.

Если что и шокировало Мерлина, так это непосредственность, с которой Моргана взяла на себя вольность говорить от имени людей за пределами Камелота. После непродолжительных дискуссий стало ясно, что слухи о дипломатических тревогах нескольких наиболее крупных государств также мало способствуют их спокойствию.

- Мы можем поговорить без свидетелей? – задумчиво произнес Артур. Моргана приподняла бровь, но ответила кивком. Слуги тут же удалились из комнаты, а с ними и Мордред (теперь уже долговязый подросток). Артур приказал всем своим рыцарям, кроме Ланселота, следовать за ними. Таким образом, их осталось пятеро: Артур, Моргана, Гвен, Мерлин и Ланселот. Почти как в старые времена.

Мерлин знал, что собирался предложить Артур: они говорили об этом всю прошлую ночь. Ему не нравилось то, что они собирались сделать, но он был вынужден признать это наилучшим выходом из сложившейся ситуации.

- Это королевство принадлежит мне, - начал Артур. – Я его суверен и не позволю ни одному из своих вассалов думать, будто они могут требовать от меня за него выкуп или какими иными уловками снискать моё расположение. Но в этом королевстве каждый имеет право на мирную жизнь, без страха и одолжений, каких бы верований они ни придерживались, независимо от того, могут ли они использовать магию или боятся ее. Пришло время мне жениться.

Три пары глаз повернулись к Мерлину, и он придал своему лицу невозмутимое выражение. Ланселот знал о чувствах короля почти столько же времени, сколько и сам Мерлин. Гвен и Моргана догадались вскоре после них.

- Сир, ты знаешь, я во всем поддерживаю тебя, - произнес Мерлин.

- Это дело государственной важности, - продолжал Артур. – Благо королевства часто требует жертв, а предмет нашего разговора потребовал бы жертвы от каждого из нас. Я знаю, в чем мой долг, и собираюсь выполнить его. Но я не могу требовать от вас таких же жертв, если вы сами не вызоветесь участвовать в этом. И все же королевству нужна королева. Я не могу позволить ни одному из наших соседей или амбициозных лордов заполучить такой огромный козырь в руки, как стать частью королевской семьи. Для простых людей, которые боятся нашествия извне или наводнения магии, королевой должна стать та, в ком они признают одну из них. Но для наших соседей с запада, практикующих магию, и для самой земли, что чувствует их беспокойство, королевой должна стать та, кого они знают и кому доверяют.

Артур замолчал и встретился взглядом с каждым из них по очереди.

- Гвиневра, - мягко проговорил он, – ты не окажешь мне величайшую честь, став моей женой?





Год десятый

Управление королевством, как оказалось, мало чем отличалось от управления островной общиной. Немного больше масштаб, но мелкие споры и скандалы все те же, а тактическое планирование, призванное гарантировать, что камелотские фермы принесут достаточный урожай ржи и ячменя, было сродни проблеме, с которой Гвен столкнулась, когда Мэг, Эдди и Энейрин все трое хотели открыть специализированные кожные лавки на одной и той же улице.

Внутренняя жизнь и взаимоотношения между людьми были сложнее при дворе, однако свиньи не норовили превратиться в крыс, стоило ветру сменить направление, и в Камелоте она могла не опасаться, что ее щетка для волос вдруг отрастит крылья.

Гвен было приятно обнаружить, что, управляя королевством, она обладала почти той же полнотой власти, что и на острове, когда Моргана передала ей ведение всех дел, касавшихся жизни общины. Порой она опасалась, не подписалась ли на роль трофея, подставного лица, которое и нужно лишь для того, чтобы успокоить волнения среди подданных. Но если Мерлин сидел по правую руку от Артура на совете, то она – по левую, а Ланселот – напротив. Ее супруг не только был обходителен с нею при свидетелях, но и с большим уважением относился к ее советам. Это не переставало удивлять ее. Гвен никогда не считала себя особенно мудрой в бытность простой служанкой, хотя и стала заметно уверенней в себе со временем.

Простые люди звали ее промеж собой Гвиневрой Справедливой. Она же вспоминала дочь кузнеца, отправленную во дворец служанкой, и спрашивала себя, кто же из этих двоих был лишь плодом воображения.

- Но ты была для меня мерилом нравственности все эти годы, - говорил ей Мерлин в редкие моменты искренности. – Когда я еще только пытался разобраться в устройстве магии, стоило мне лишь усомниться в правильности моих поступков, я спрашивал себя: «А что бы сделала Гвен?»

Гвен была благодарна ему за эти мысли. Но откровенные разговоры с Мерлином случались все реже. Все-таки он был любовником ее мужа, хотя никто из них и не выставлял эти отношения напоказ.

Когда в свадебную ночь Артур робко потянулся к ней, коснулся губами ее губ, его прикосновения были совсем не похожи на уверенные ласки Ланселота. Гвен думала о золотом принце, которого знала когда-то, и о короле, которым тот стал, но, как мужчина, Артур не вызывал у нее желания.

Они разорвали поцелуй, и Артур усмехнулся с легким сожалением.

- Ничего не выйдет, ведь так?

Гвен читала между строк: Артур уже много лет не был ни с кем, кроме Мерлина, и не хотел никого другого. Ей даже в каком-то смысле льстило то, что он не боялся открыто сказать ей об этом, вместо того чтобы против желания возлечь с нею на супружеском ложе, подтверждая их брак.

Они легли спать каждый на своей стороне кровати, и это был первый и последний раз, когда Гвен разделила ее со своим мужем.

- Ты знаешь, я не собираюсь требовать от тебя больше, чем имею на то право, - тихо проговорил он, засыпая. – И, тем более, не жду от тебя большего, чем могу дать тебе сам.

Она восприняла его слова как разрешение вернуться к Ланселоту, однако по-прежнему была полна сомнений.

Правила разнились для королев и королей. Безупречность королевы Гвиневры затрагивала не только честь Артура – она вдохновляла людей на подвиги и могла стать сильнейшим оружием в руках врагов короны.

Все было бы иначе, если бы Ланселот действительно принадлежал ей. Но их дороги пересекались всего на пару месяцев в году, и вся их любовь – это несколько часов упоения, украденных у повседневных обязанностей перед королем и верховной жрицей. Он никогда не был ее.

Ланселот – первый рыцарь королевства, связанный с Артуром узами чести, долга и любви. Он пришел бы к Гвиневре по первому зову, но счел бы это предательством.

Вот она и продолжала править – в одиночестве, – бросая на Ланселота взгляды украдкой, улыбаясь ему одними уголками губ, когда их взгляды встречались или его ладонь случайно касалась ее руки. Она готова была довольствоваться этим.

Иногда в мечтах Гвен представляла, каково бы было, если бы вся страсть, все желание ее мужа было направлено на нее одну. Прошла бы их свадебная ночь иначе, не будь их брак лишь делом долга для Артура? Но нет, Мерлин всегда стоял между ними, а Ланселот навечно останется в ее сердце, даже если она никогда не посмеет его коснуться. Она не имела прав ни на Артура, ни на Ланселота.

И все же Артур стал королем, воплотившим в себе все ее надежды и чаянья – мечта, которая придавала ей сил во время правления тирана, вынесшего смертный приговор ее отцу. Скольким удавалось дожить до того момента, когда их мечты становились явью? Скольким доводилось способствовать воплощению желаний их сердец в жизнь?

Артур был тверд, но способен на сострадание, и Камелот постепенно ожил, его жители смогли, наконец, забыть о постоянном страхе.

В замок потянулись люди. Как всегда, бесконечная вереница шпионов, но и молодые рыцари, грезившие лишь о рыцарской службе, короли из отдаленных королевств, желавшие присягнуть Артуру на верность.

Была даже группа юных поэтических дарований, которые состязались друг с другом в том, чья поэма в честь королевы будет экстравагантней. Среди них был и протеже Морганы - Мордред, который, несмотря на свои довольно пугающие телепатические способности, оказался куда более способен к мечу, нежели к магии. Еще не достигнув совершеннолетия, он уже служил при дворе в качестве сквайра и надеялся стать рыцарем.

Замужество Гвен успокоило как политические волнения, так и опасения магов. Теперь если рыцарям и приходилось поднимать оружие, то только в случайных стычках. Судьба Камелота решалась за круглым столом, где к словам королевы внимательно прислушивались.

Пусть Гвен не была женой короля - она оставалась его супругой и сосредоточила все свое внимание на управлении государством. По большому счету, девушка была более чем довольна.





Ее спокойствие сильно пошатнулось, когда в один прекрасный день Мерлин отвел ее в сторону.

Порой ей очень не хватало той простоты общения времен их юности, и дело было не только и не столько в том, что Мерлин был любовником ее мужа. Магия, к которой Гвен привыкла, была чисто церемониальной: молитвы и речитативы заклинаний, возлияния, окроплявшие землю в благодарность за данную ею силу.

А потом она оказалась лицом к лицу с Мерлином.

Мерлин колдовал так же, как дышал, высвобождая бегущую по его венам магию одним движением руки или даже просто золотым сиянием глаз. Казалось, ему и в голову не приходило, что любая сила имеет свои границы и свою цену.

Гвен не сомневалась в его преданности Артуру, уважала его мнение в совете и признавала его мудрость, но такая безграничная магия внушала ей страх.

Поэтому, если они разговаривали, то всегда на людях. И сейчас Мерлин впервые за многие годы взял ее за руку и повел в заднюю комнату – вообще-то, кладовку с бельем, что наводило на определенные воспоминания, – где они могли поговорить с глазу на глаз.

Он нерешительно топтался на месте, и на мгновение Гвен увидела подо всеми его впечатляющими мантиями юного мальчишку-слугу, которого когда-то знала.

- Послушай, Гвиневра, - наконец, заговорил он. – Гвен. У меня сегодня был неприятный разговор с Мордредом. И, позволь сказать, было весьма неловко получить выговор от пятнадцатилетнего мальчишки.

Гвен вопросительно подняла бровь.

- Он догадался, что мы с Артуром любовники, - продолжал Мерлин. – Сказать, что он недоволен этим, было бы явным преуменьшением. Я заверил его, что ты в курсе, но это мало помогло. Он не дурак и был уже достаточно взрослым тогда, на острове, чтобы заметить, что между тобой и Ланселотом что-то было.

Она лишь молча кивнула.

- Но он убежден, что ты отказалась от Ланселота ради Артура. И считает глубоко несправедливым, что у Артура есть я, а у тебя – никого. Я не думал… Я решил, что ты… Но ведь он прав? Ты должна знать, Артур никогда не ждал этого от тебя.

- Я могла бы заметить, - отозвалась Гвен, - что моя личная жизнь никоим образом не касается скромного сквайра. Или ты хочешь сказать, я должна завести любовника лишь удовлетворения Мордреда ради?

- Нет, - качнул головой Мерлин. – Ради себя самой. Другое дело, если тебе не нужен ни Ланселот, ни кто другой. Но если ты хочешь, то не колеблись. Я говорю и от имени Артура тоже. Мы знаем, ты многим пожертвовала, став королевой, и хотим, чтобы ты была счастлива.

На мгновение они словно перенеслись назад, в прошлое, и Гвен благодарно обняла величайшего волшебника в истории.

В тот же вечер, когда Ланселот с поклоном попросил ее на танец, она лишь улыбнулась и увлекла его за собой в уединенный сад.

- Нам нужно поговорить, - произнесла она и поцеловала его впервые за многие годы.





Продолжение - в комментах.

@темы: Arthur's team, Фик, Arthur/Merlin OTP fest 2012, PG-13