Название: В доме зверь, вороника на крыльце.
Автор: Arthur's Team
Бета: Arthur's Support Team
Оформление: Arthur's Team
Персонажи: Артур/Мерлин
Рейтинг: R
Жанр: утяжеленный романс
Размер: ~6000
Саммари: Если Артур все делает правильно, то неважно, как он войдет в историю. Важно, что у этого мира вообще будет дальнейшая история.
Предупреждения: мат, ООС, неприглядное будущее, вытоптанные эдельвейсы вечных ценностей, отрывочная манера изложения, всё будет хорошо.
Примечание: Вороника — это кустарник, плоды которого имеют темно-фиолетовый или черный цвет. Название текста проспонсированно БГ — "Северный цвет".
Тема: реинкарнация
Сегодня Артур убил трёх: семейную пару — мужа и жену.
И еще одного человека.
Их детей — брата и сестру, по виду погодок, — кажется, забрали прямо посреди урока рисования: Артур рассмотрел яркие, разноцветные пятна на их пальцах. Может быть, они рисовали, что обычно рисуют маленькие дети: дом, солнце, черные галки, призванные изображать птиц, линейные фигуры мамы-папы, отличающиеся только тем, что у мамы на голове красуются линии-змеи, якобы буйной шевелюрой.
Дети стояли рядом и смотрели, мальчик держал сестру за руку, накрепко переплетя беспечно разрисованные пальцы.
У их родителей не было ярких пятен на руках, зато на репутации — целая палитра.
Артур убил их обоих.
И еще одного человека.
***
— Ты когда ел последний раз? — раздраженно выдыхает Артур, с силой оглаживая Мерлина по ребрам.
— Вчера вечером, — бормочет тот, интуитивно втягивая живот от щекотных прикосновений.
— Не ври мне.
— Не смей делать вид, что тебе есть дело, — огрызается Мерлин, выгибаясь навстречу и зло прикусывая Артура под подбородком.
— Мне не нравится трахаться с доской, — Артур толкает его назад, устраивая ладони на плечах и не позволяя двинуться с места.
— Нравится, — припечатывает Мерлин, когда его самого припечатывает к кровати жестким толчком бедер. — Тебе нравится, Артур, иначе бы ты сюда не таскался.
Артур кусает его за нижнюю губу, заставляя поморщиться и заткнуться, а затем берет размашисто-рваный темп, почти погребая Мерлина под собой.
Знает Артур, что Мерлин ел вчера вечером. Воду, солнечную энергию и пару кусков хлеба.
Знает Артур, куда Мерлин девает всю ту прорву еды, которую Артур исхитряется добывать для него.
Но вчера вечером — это, по крайней мере, честно. И это, по крайней мере, лучше, чем «Не знаю. На прошлой неделе, может быть?», когда Артур только встретил Мерлина около года назад.
Так что он не задает больше вопросов. Ему и правда нравится трахаться с Мерлином.
Живым.
***
Ночью Артур просыпается от взгляда — такие вещи он научился ощущать затылком, кожей, интуицией, чем там еще. Очень полезная для жизни привычка в эти дни.
Пальцы нащупывают под подушкой рукоятку ножа с вырезанным глубоким узором — это только в старых криминальных эпопеях брутальные мужики спят с Глоком под башкой. Артур знает точно: нож — надежней пистолета. Он не дает осечек. И не выстрелит тебе в затылок, если ночью ты повернешься случайно как-нибудь не так.
Мерлин, почувствовав, что он проснулся, осторожно гладит его по волосам.
— Ты больной, — почти ласково говорит он. — Какой же ты больной, господи, Артур.
Не богохульствуй, думает Артур. Не произноси всуе имя господа — рядом с моим-то.
— И у тебя слишком светлые волосы для такого больного ублюдка, — Мерлин бережно перебирает его короткие пряди какими-то рассеянными движениями.
Светлые волосы — признак аристократизма. И славное подспорье для тех, у кого иначе бы были слишком заметны молодые седые виски.
Артуру не надо поворачиваться даже, чтобы вспомнить цвет волос Мерлина, — несносно-черные, абсолютно неприкасаемые в своей черноте волосы.
Ему нельзя, знает Артур. Ему нельзя седые проблески у корней.
Для этого есть больные ублюдки.
У которых, в свою очередь, есть великая цель.
Артур засыпает легко и мирно, убаюканный тактильной колыбельной, так и оставшись на животе — спиной к Мерлину.
Голой, неприкрытой спиной.
***
Мужчина держался гордо.
Когда его выводили из машины, подталкивая в спину дулами автоматов. Когда заставили сдать оружие и документы. Когда произносил свое имя и чин — громко, четко, безразлично-гордо. Когда держал плечи широко и прямо. Когда ему зачитывали приговор, быстро, монотонно, безэмоционально — Артур вообще не понимает, зачем они каждый раз это делают. Игра в правосудие и — как там была эта смешная формулировка? Человеческие права, кажется.
Но он не задает вопросов, хороший солдат и хороший сын.
А когда щелчок затвора рушится на землю гулкой крошечной лавиной, мужчина сдается — или, наоборот, начинает бороться. Он дергается, вырывается, кричит что-то хриплым и громким лаем, и все его выдержка, выправка, сдержанность и благородство скатываются с него такой же лавиной, оголяя мощные, монументальные, вечные скалы — инстинкт бежать и спасаться, физиологический в чистом виде инстинкт, когда сознание не отвечает ни за что: тело готовит себя к тому, чтобы убивать или быть убитым, что угодно, лишь бы не стоять невозмутимо-спокойным столбом.
Артур поднимает руку и резко опускает ее вниз, ровно глядя на то, как замирает и падает вниз уже покойник.
Ничего личного, приятель.
Просто у Артура точно такие же инстинкты. Ему нужно выжить. Он должен. Он должен жить ради цели. Ради идеи. Ради всеобщего будущего блага, которого не построить иначе, чем на костях.
— Следующий, — равнодушно командует он, когда тело уволакивают в грузовую машину.
Следующий, а за ним еще и еще.
Сегодня Артур убил шестерых.
И еще одного человека.
***
В квартире Мерлина работает телевизор. Артур тихо прикрывает за собой крепкую, надежную дверь и на мгновение просто приваливается к стене в прихожей, слушая неразборчивое бормотание в комнате.
Тепло, удовлетворенно думает Артур. Здесь тепло — центральное отопление работает во всю мощь. Артур сам переселил сюда Мерлина из его паршивых трущоб, где и летом можно было околеть насмерть. Мерлин, конечно, сопротивлялся изо всех сил, называл Артура изнеженной принцессой, которой неохота морозить свою задницу во время их кувырканий в постели.
Естественно.
В первые годы Жатвы — Артуру было чуть за двадцать — ему доводилось спать на снегу хрен знает в какой шотландской глуши, укрывшись формой убитого солдата. Ему уже ни к чему. Мертвые пледов не носят — про это еще несколько веков назад сняли фильм.
С тех пор Артур не чувствует холода — то есть ощущает, разумеется, но не боится. Он вообще мало что чувствует и мало чего боится теперь. И отморозить задницу — даже не в сотне самых популярных его страхов, если их, конечно, вообще наберется больше пяти.
— Утомился? — язвительно-заботливые интонации вплывают в коридор вместе с Мерлином, который останавливается в нескольких шагах и скрещивает руки на груди.
Артур усмехается и качает головой.
— Пока ты не открыл рот, я еще был ничего, — заверяет он, расстегивая по одной пуговицы своего форменного пальто.
— О, ты всегда можешь проваливать к черту, не стесняйся, — гостеприимно предлагает ему Мерлин, энергично кивая. — А я пойду и досмотрю серию "Доктора Кто".
— Его снова стали крутить по телевизору? — искренне интересуется Артур, потому что это действительно что-то новенькое.
— Ага. Одна из моих любимых серий как раз. «Хороший человек идет на войну». Демоны бегут, когда хороший человек идет на войну, — цитирует он, разглядывая Артура внимательно.
Устаревшая информация, думает Артур. Демоны бегут, когда на войну выходят монстры. Хороший человек способен напугать разве что самого себя. Своих собственных демонов на войне с самим же собой.
На войне с чужими нужно что-то посущественнее самосовершенствования, духовного роста и экзистенциальных рефлексий. Приклад, авиация, ядерное вооружение, сила и цель.
— У тебя кровь, — отстраненно говорит Мерлин. — На рукаве.
Артур смотрит на него тяжело исподлобья и аккуратно вешает пальто на вешалку. Нет там никакой крови — даже смотреть не нужно, чтобы убедиться.
И Мерлин прекрасно знает, что технически Артур никого не убивает сам, своими руками, уже несколько лет — с тех пор, как занял должность начальника лондонского отдела исполнения карательной политики Великой Британской Консолидации. Ему было двадцать пять, и он только-только вернулся из Северной Ирландии, где отлично зарекомендовал себя участием в подавлении последнего бунта несогласных.
— Ну так, хороший человек вышел на войну, — поморщившись, ухмыляется он.
— А ты его провожал, что ли?
— Нет. Я его убил, — пожимает плечами Артур и стаскивает ботинки один о другой.
— Ясно, — ровно говорит Мерлин и предлагает неожиданно мирно: — Есть будешь?
Артур распрямляется и смотрит на бледную шею в вырезе домашнего, безразмерного свитера.
— Тебя буду, — произносит он, и Мерлин расцветает — то ли предвкушением, то ли разочарованием. Забыл, что ли, что я прихожу сюда не ужинать и не уютно смотреть телевизор?
Артур слишком разбаловал его. И себя.
— Я потом поем, — зачем-то добавляет он. — И покурю.
— Хорошо бы, — миролюбиво соглашается Мерлин, направляясь в спальню. — Может быть, от своих сигарет ты умрешь пораньше.
Артур вытряхивает его из свитера, а затем и из состояния, в котором он может соображать и дерзить.
Ни за что, думает он. Ни за что он не умрет пораньше. Ему нельзя умирать сейчас.
Кто тогда убьет их всех?
Всех — и еще одного человека.
***
Голова Агравейна и при его жизни-то не особо нравилась Артуру, а отдельно от тела — так вообще. Не фонтан. Разве что крови.
— Мне жаль, отец, — безразлично говорит он, стоя по правую руку от Короля Консолидации.
— Мне тоже. Мне тоже жаль, что это не выяснилось раньше, — в тон Артуру, без выражения, четко говорит тот.
Это и не могло выясниться раньше. Артур только позавчера раздобыл неопровержимые доказательства измены Агравейна — он готовил переворот, чтобы свергнуть Утера.
Какая глупая, неосторожная ересь, да еще и в умах тех, кто занимается идеологией и пропагандой. Эти умы теперь дороги королю и Артуру — как, впрочем, и всей Британии — разве что на асфальте.
— Так будет с каждым, — зачем-то произносит отец, и Артур только кивает едва заметно. Он не любит всех этих грозных лозунгов. Никто не боится пса-пустобрёха. Все боятся того, кто молчит и лишь смотрит неотрывно. Не моргая. Никогда не угадаешь, что у такого на уме.
— Ты молодец, Артур, — сдержанно говорит отец, и Артур не сразу понимает, о чем он. Эти слова — чужие и странные, они совсем не идут отцу. Как Агравейну не шла голова. И его волосы были неправомерного цвета.
Только те, кому нечего скрывать, могут так фамильярно расхаживать с копной волос цвета перезрелой вороники.
Нечего скрывать и некого бояться.
Мерлин смотрит на него из толпы собравшихся поглазеть на главную массовую казнь месяца.
Смотрит — и не моргает.
***
— Можно я повешу шторы? — спрашивает Мерлин, задумчиво глядя на пустые высокие окна кухни. — Я живу здесь уже почти год, и все никак не могу привыкнуть к тому, что нет штор.
— Зачем они тебе? — на автомате интересуется Артур, отрезая кусок мяса. Нож царапает тарелку с визгливым, острым звуком. Мерлин даже не морщится.
— Потому что все твои покойники слишком настойчиво пялятся в окна. Это жутко, бррр, — Мерлин демонстративно передергивает тощими плечами и отодвигается вместе со стулом поближе к стене.
— Бояться надо не покойников, а живых, — невнятно отзывается Артур, пережевывая отрезанный кусок сочной баранины. Мерлин неплохо научился готовить.
— Нет, Артур. Живых сейчас бояться не получается. Только жалеть, — качает головой Мерлин, прихлебывая из чашки и довольно жмурясь — снова насыпал три ложки сахара, скорее всего.
Жалость Мерлина Артуру совершенно точно не нужна.
Слава богу, что он уже давно мёртв.
— Без разницы, — заключает он, отодвигая пустую тарелку и складывая на нее вилку и нож крест-накрест. — Это твоя квартира. Делай что хочешь, — и протягивает руку: — Дай хлебнуть?
— Нет, это твоя квартира, — убежденно открещивается Мерлин, осторожно подталкивая ему чашку. — Слишком сладко, ты такой не будешь, — мимоходом замечает он, и Артур упрямо и почему-то весело щедро делает несколько глотков.
— Гадость какая, — легко морщится он, а Мерлин только губы поджимает с молчаливым «я же говорил». — А квартира твоя, не спорь. Мне она нахер не сдалась. У меня своя есть.
Надо отдать Мерлину должное: он не задает закономерный и единственно-логичный в этой ситуации вопрос — а какого черта ты тогда заваливаешься сюда почти каждый вечер, Артур?
Он просто пожимает плечом и говорит:
— Если она одновременно моя и твоя, это значит, что она — наша?
Так, ладно, отбой. Забрать у Мерлина всё должное обратно. И еще конфисковать что-нибудь сверху, в качестве штрафа.
На улице набирает обороты дождь и бросает капли в окна, словно и правда все покойники Артура молчаливым конвейером хороводят снаружи и барабанят голодно в немом крике пальцами, выпачканными пестрыми кляксами, по стеклу.
Артур встает и открывает нараспашку одну створку. Цепляет с подоконника сигареты и прикуривает.
— Нет, — жестко говорит он. — Это всего лишь значит, что она ничья.
Мерлин моргает медленно и трясет головой.
Ну чего ты так расстроился на пустом месте, идиот?
— Знаешь, иногда мне кажется, что я знаю тебя тысячу лет, — задумчиво произносит он, усаживаясь поудобнее и подгибая под себя одну ногу.
Почти две тысячи, мог бы исправить его Артур, но он занят: прокуривает насквозь себя, кухню и дождь за окном. Кто знает, может мертвецы боятся дыма, как вампиры — чеснока и осинового кола?
— А потом ты снова говоришь или делаешь что-то такое. Чужое, — Мерлин аккуратно думает, подбирая слова, словно из целого вороха, лежащего перед ним, как будто конструктор собирает. — Каково это — убить собственного дядю? — с живым любопытством спрашивает он, поднимая голову от чашки и глядя на Артура, выгнув бровь.
— Его убили собственная подлость и двуличие.
— Если бы подлость действительно убивала, мы бы жили в абсолютно другом мире. Заметно поредевшем, конечно, но мире.
— Ты бы жил один в этом мире, — хмыкает Артур, почти с удовольствием затягиваясь этой мыслью и выдыхая ее в распахнутое окно.
— А ты?
— А мне и здесь неплохо, — Артур давит окурок в пепельнице и отодвигает ее в самый угол подоконника.
— Ты действительно веришь во все это? В то, что ты делаешь?
— Еще как, — абсолютно честно отвечает Артур.
— Но почему? — как-то вдруг почти по-детски, обескуражено требует Мерлин. — Ты мог бы бежать, у тебя была возможность.
— И не одна, — согласно кивает Артур.
— Ну вот. Тем более. Ты мог давно уже сбежать из этого ада. Мог бы не пачкать руки. Не быть убийцей.
Кто тебе сказал, Мерлин, что быть предателем — лучше, чем убийцей?
— А ты бы сбежал? — с сомнением спрашивает Артур, и его голос чуть хрипит, как древний ненастроенный рояль на нижних октавах — слишком много сигарет за этот вечер.
— Если бы знал, что иначе мне придется расстреливать невинных, — да.
Артур отрешенно кивает. Конечно. Именно поэтому есть Артур — тот, кому можно марать руки, чтобы таким, как Мерлин, не пришлось марать душу. Если ее запачкает даже Мерлин — кто потом расскажет человечеству, что это такое?
— Ты войдешь в историю как Артур Кровавый. Или Артур Душегуб, — со знанием дела сообщает ему Мерлин, поднимаясь с места и собирая со стола посуду.
Артур хмыкает про себя, разглядывая его узкую спину.
Ничего ты не понимаешь, Мерлин. Если Артур все делает правильно, то неважно, как он войдет в историю. Важно, что у этого мира вообще будет дальнейшая история.
— Ты же понимаешь, что за одну десятую часть твоих разговоров я могу пристрелить тебя прямо здесь и сейчас? — светски интересуется Артур, подходя к нему со спины и недвусмысленно вжимаясь пахом в его задницу.
— И получить за это очередную медальку, да, я в курсе. Я тебя не боюсь, и ты это знаешь, — Мерлин поводит лопатками, бесцеремонно пытаясь смахнуть прикосновение. — Артур, подожди, посуда.
— Да хрен с ней, — бормочет Артур ему в шею, прежде чем развернуть к себе лицом, подхватить и усадить рядом с раковиной.
Мерлин только охает от неожиданности и инстинктивно цепляется за его плечи.
— Будут тебе шторы, — обещает Артур и раздвигает широко колени Мерлина.
Тебе — шторы, а мне — покойники. Каждому своё.
А Артуру еще и чужое.
***
У Уилла во взгляде ничего, кроме любви и решимости. Артур редко видел таких — настолько редко, что точно знает: эти люди умирают раньше и лучше. Потому что они ни за что не отступят, ни за что не свернут — разве что себе шею в попытках защитить то, что и зеркалит этот их взгляд.
Уилл слишком любит Мерлина — или уместнее уже любил?
Артур прекрасно осведомлен, кто на самом деле стоит за всем тем, что проходит под параграфом «Саботаж». Выводит детей из школы, помогает им сбегать, когда за ними приходят люди Артура. Кто тайком кормит их такими недосягаемыми, невозможными сейчас мясом и шоколадом, запихивает им в карманы фрукты — все то, что Артур сам приносит Мерлину.
Все то, о чем он не спрашивает, в очередной раз обнаружив пустеющие полки его холодильника.
Возможно, один из этих выживших детей потом напишет книгу — дневники, мемуары, разоблачения, что угодно. В книге будут ужасы процветания Консолидации, Артур Душегуб и Мерлин Спаситель. «Мы выживали тогда только благодаря его поддержке и конфетам по пятницам. Помнится, пятницу я ждал как чуда, как благословения». Артур уже отсюда видит эти строчки.
У Артура по пятницам никаких конфет. Немного убийств и безучастного ощущения правильности происходящего.
Он еще недолго смотрит в глаза Уилла и не думает ни о чем. На всякий случай.
Со взмахом руки смотреть ему в глаза становится проблематично, и Артур упирается взглядом в стену.
Ты молодец, думает он, рассматривая неровные потеки на серых кирпичах. Ты все сделал правильно. Уилл.
Артур тоже все сделал правильно.
Сегодня, когда расстрелял четырех.
И еще одного человека.
***
Артур не знает, чего ждет, открывая дверь в их ничью квартиру. Истерики, тихого скандала на низких частотах — потому что никакая утроенная звукоизоляция не спасет их обоих, если выйти за допустимый диапазон, — оскорблений, обвинений, слез или проклятий.
В квартире мирно ворчит телевизор и пахнет едой — Артур в момент ощущает себя главой семьи, добытчиком, вернувшимся с работы усталым, но довольным жизнью и собой. Все с этим ощущением в порядке, если вычеркнуть дурь неземную про семью.
— Милый, я дома, — с издевательским энтузиазмом почти мурлычет он, плотно закрывая дверь за собой и запирая все замки — три штуки в ряд.
— Хочешь приветственную пулю в лоб? — дружелюбно интересуется Мерлин из комнаты в такт какому-то шуршанию и звукам движения.
— Бэнг-бэнг, моя детка застрелила меня*, — расстроенно полупроговаривает-полупропевает Артур, механически раздеваясь.
— Моя детка сегодня застрелила моего лучшего друга, — Мерлин улыбается, появляясь в проеме двери, и выглядит это так, словно кто-то приклеил улыбку клоуна на лицо покойника. Чтобы родственникам не так скучно было подходить к гробу, не иначе.
Артуру бы, по идее, сейчас сказать что-нибудь такое бессмысленно-попсовое вроде «Мне жаль». Только вот ему не жаль. Вообще.
— Так надо, — вместо этого пожимает он плечами.
— Кому? Кому это надо? Мне — точно нет.
— Великая Британская Консолидация не может позволить…
— Артур, очнись! Ты вообще слышишь себя? Какая еще Консолидация? Ты знаешь значение — я имею в виду настоящее значение — этого слова? О чем ты говоришь, вы же просто вырезали всех несогласных, чтобы…
Артур в два резких шага оказывается рядом и с силой зажимает ему рот ладонью.
— Заткнись, Мерлин, — шипит он раздраженно. — Не ори. Добиваешься, чтобы соседи донесли? Чтобы я расстрелял тебя за измену, как должен был сегодня, вместо Уилла? Этого ты хочешь?
Мерлин затихает пораженно, и Артур бы перевел дух, посчитав, что купировал катастрофу, но, судя по изумленному взгляду Мерлина, он ее размножил. Крупным тиражом.
Мерлин уверенно и без усилий смахивает его хватку и говорит почти по слогам:
— Ты знал. Ты знал, что Уилл выгораживал меня. Ты с самого начала знал, что он ни в чем не виноват, и…
Блять.
Как тебя угораздило так проколоться, Артур?
— Он виноват уже тем, что сразу не сообщил о твоей антиправительственной деятельности, — цедит Артур, на пробу отпуская Мерлина, но все еще не двигаясь с места.
— Еду детям — это антиправительственная деятельность. Ну да. Да, — отрешенно кивает Мерлин, вытирая сухой рот неровным жестом. — А ты, значит, не виноват в том же? В том, что не донес на меня, как на своего дядю? И, может, это я должен сообщить о твоей антиправительственной деятельности? О том, как ты укрываешь предателя просто потому, что тебе нравится с ним трахаться?
Артур не знает — правда, не знает, — что ответить. Он загнан в угол. В тупик. В ловушку. Что, предполагается, он должен сказать?
Сообщи, Мерлин. Сообщи, конечно. И завтра нас расстреляют.
Кто тогда принесет жратвы твоим детям, из которых, в лучшем случае, все равно до старости доживет дай бог если десяток?
— Я так устал, — невпопад отвечает Артур и трет глаза большим и средним пальцем правой руки. — Я так устал, Мерлин, — с рассеянной расстановкой повторяет он.
Мерлин стихает и смотрит недоверчиво-настороженно, будто это не Артур, а фонарный столб заговорил тут прямо посреди чистой прихожей. Оно и понятно, конечно: Артур вообще редко — настолько, что аж никогда — выдавал подобные глупости. Личные и честные. Он бы и сейчас промолчал, но Мерлина надо было выбить из колеи, обезоружить, сбить с толку и со следа.
И, может быть, только немного — выдохнуть самому. Артур и правда устал.
— Сделай кофе, — просит он и уходит в ванную.
Артур тщательно моет ладони, прежде чем набрать в них пригоршню холодной воды и умыться. Он упирается руками по обе стороны от раковины и смотрит на свое отражение в зеркале. Там все еще человек — с таким же взглядом, с которым умирал сегодня Уилл.
Слишком много упрямства, волчьего, звериного, нутряного, такого, с каким выживают или идут к своей цели по-настоящему идейные или ебанутые люди.
Артур с легкостью вмещает в себе сразу обе категории. У него есть цель. У него есть средства. У него есть надежда, что, если им всем сильно повезет, появится возможность, одна из миллиона, десятая доля процента возможности, но даже ради этих объедков оптимизма Артур готов убить столько, сколько потребуется.
И — всегда — еще одного человека.
— Артур? — неуверенно окликает его Мерлин. — Что ты делаешь? — недоуменно хмурится он, и Артур понимает, что вот уже несколько минут просто смотрит в свое отражение, провалившись куда-то в шум воды.
— Умываюсь.
— Что ты делаешь с собой? — как ребенку, почти разжевывая, поясняет Мерлин, переводя красноречивый взгляд на ладонь Артура, которая цепко держит пистолет, втиснутый в кобуру на ремне.
Артур выдыхает, а Мерлин переводит взгляд с его ладони на зеркало и обратно. Молчит и только смотрит так, что, была бы у Артура душа, — точно бы вылезла наружу, как змея на звуки флейты.
— Что ты делаешь с собой, Артур? — повторяет Мерлин и подходит к нему, обнимая осторожно со спины. Артур ловит его взгляд в зеркале и не разрешает себе закрыть глаза.
Мерлин кладет ладонь поверх его собственной и легко заставляет по одному разжать пальцы.
— Выживаю, — ровно отвечает Артур. — И тебе помогаю.
— Не смотри, — тихо советует ему Мерлин. — Не пугай зеркала, Артур, — и бестрепетно упирается ему острым подбородком в плечо.
Артур кивает, закрывая кран, и еще недолго стоит так, прибитый к кафельному полу этой бесприютной заботой.
Ночью, перед тем как уехать к себе домой, Артур идет чистить зубы. Над раковиной на стене сиротливо болтается пустота, а плитка по прямоугольному контуру выделяется чуть более ярким оттенком бежевого.
***
— Мой бедный мальчик, — тихо бормочет Гаюс и качает головой. В его кабинете остро пахнет стерильностью.
Впрочем, Артуру иногда кажется, что они все сейчас пахнут стерильностью. Те, кто не пахнут кровью, землей и порохом, разумеется.
— Я в порядке, — чужим языком отвечает Артур, потому что слова эти — почти забыты. Его уже давно никто не спрашивает о чем-то подобном.
— Конечно, — с готовностью подхватывает Гаюс и кивает усердно. — Конечно.
Гвен забрали прямо с рабочего места — из палаты тяжелого больного. Гвен плакала тихо и умоляюще смотрела на Артура, друга детства и, кажется, первую юношескую несознательную влюбленность.
Угораздило же тебя. Опять.
Артур едва заметно покачал головой, прежде чем развернуться и уйти. Дорога до кабинета Гаюса отдавалась гулким эхом по пустеющим коридорам.
— Он всё поймет, Артур. Он обязательно поймет.
О, ну вот это точно нет. Не потому что Мерлину не хватит мозгов или душевных ресурсов — этого сомнительного добра у него навалом.
Не поймет он потому, что понять — это, в первую очередь, узнать.
— Он ничего не узнает, — обещанием непонятно кому отрезает Артур.
Гаюс смотрит на него прозрачным твердым взглядом и скрещивает руки за спиной:
— Мальчишки. Он тогда был таким же, — и, кажется, улыбается даже мимолетно, словно припоминая это беспечное тогда.
— Я знаю.
— И он вспомнит. Он вспомнит, Артур.
— Я знаю, — заговоренно произносит Артур. Это знание — иногда единственное, что держит его в ежовых рукавицах рассудка.
— Госпиталю нужна будет новая медсестра, — спустя полминуты молчания добавляет Гаюс, и Артур кивает.
— Будет.
Когда он выходит из кабинета, ему снова мерещится это «Мой бедный мальчик», но Артур не оборачивается на пороге.
Бедный мальчик твердо держал сестру за руку, когда расстреливали их родителей. Артур, между прочим, и расстреливал. Чужих родителей, чужих лучших друзей, Гвен.
И еще одного человека.
***
Иногда Артур совсем не понимает Мерлина. То есть почти всегда. Почему он терпит рядом с собой Артура, хотя знает, чем тот занимается, и это идет вразрез со всеми его принципами и взглядами на мир. Почему ни разу не прогнал и почему, для начала, вообще согласился переехать из своей квартиры.
Меркантильность и расчетливость Артур даже не догадывается рассматривать — это слишком не Мерлин. Страх — туда же: Мерлин в курсе, что любой, самый незаметный и незначительный намек на то, что все не обоюдно, — и Артур стиснет зубы и разожмет руки. Он убийца, конечно, но не насильник.
Хочется спросить его — почему, почему тогда ты все это делаешь? Встречаешь меня вечерами, не сбегаешь, не сдаешь, готовишь ужин, выбираешь шторы, называешь квартиру нашей, требовательно кусаешь за шею, крепко стискиваешь собой и не даешь отстраниться, убираешь зеркала из поля неуютной видимости и ненавязчиво-мягко разжимаешь мертвую хватку на пистолете. Зачем тебе это все, если ты знаешь, что я больной ублюдок? Не можешь не знать.
— Зря ты выбрал немой фильм, — вкрадчиво сообщает Мерлин ему на ухо. — Теперь тебе придется быть тихим, очень тихим, Артур, — бормочет он, расстегивая молнию и просовывая руку Артуру в штаны.
Вот. Вот опять эта ситуация, в которой Артур ничего не понимает — но не жалуется. Зачем Мерлин притащил его на самый последний сеанс, на самый последний ряд самого последнего в городе кинотеатра?
Артур вдыхает неровно и оглядывается по сторонам. Слева и справа от них нет никого, как, впрочем, и на несколько рядов вперед-вниз. Оно и понятно: мало охотников в такое время провести час за «Кабинетом доктора Калигари». Артур не уверен, что, встретив фильм по телевизору, он бы не переключил. Но Мерлин просто повернулся, склонил едва заметно голову набок и сказал — пойдем в кино, Артур?
Артур может отказать всему населению Британской Консолидации в жизни, но не Мерлину в просьбе.
А когда Мерлин плавно сползает на пол и неловко устраивается между его разведенных ног, Артур перестает вообще думать, кроме, разве что, финального недоумения сквозь стиснутые зубы: какой идиот додумался выпустить в прокат первый немой фильм ужасов?
Позже они идут в ничью квартиру — Артур ювелирно запрещает себе называть это «домой», — Мерлин кутается в пальто и осторожно обходит камешки и пустые банки, чтобы не создавать лишнего, непрошеного шума. Эти бы повадки да запихнуть бы в шестой век, чтобы он своим неуклюжим треском не распугивал Артуру к чертям всю охоту, но что уж теперь. Спасибо, что хотя бы сейчас научился быть тихим.
Артур ненавидит этот век за то, что Мерлин научился быть тихим.
— Ты не боишься? — спрашивает он, когда они идут темным переулком.
— Нет. Чего мне бояться? — вопросительно хмыкает Артур, на всякий случай по привычке вглядываясь вперед.
— Не знаю. Твой отец…
— Мой отец и так все знает. Ты же не думаешь, что он за год не понял ничего? Он просто смотрит сквозь пальцы на всё, считает, что это так, развлечение, бездумный трах, от которого, к тому же, не будет никаких нежелательных сейчас детей.
— Ясно, — пожимает плечами он, и Артур благодарен ему сейчас, что он не вяжется с предсказуемыми расспросами вроде «А что об этом все думаешь ты? Для тебя это тоже бездумный трах?».
Артур не знает, что бы он ответил. Не знает, что он в праве на это ответить.
Они идут по узкой дорожке к подъезду, и осень шатается по обе стороны, роняет им под ноги листья — вечерне, мирно, обыкновенно, по-человечески, словно нет всех этих безумий, крови, насилия, дрянных подвигов Артура и кого-то, кроме них двоих.
А потом что-то кусает Артура между лопаток — прицельно и хлестко. А потом в плечо. И лоб. Взгляды. Ждущие. Поджидающие даже.
— Мерлин, — подбираясь, говорит он, придерживая его за локоть.
— В чем дело? Артур? — обеспокоенно откликается он, послушно останавливаясь и внимательно вглядываясь в его лицо. — Артур, что случи…
— Артур, — прорезает воздух мягкий голос, и из темноты выходят трое. — Пойдем.
Артур рассматривает недолго их лица одно за другим, а затем кивает медленно, отпуская Мерлина.
— Иди домой, Мерлин, — сухо говорит он, наступая на свой порыв подтолкнуть его в спину или запихнуть за спину себе.
— Артур, что происходит? Кто эти люди? Ты ведь не пойдешь с ними?
— Иди домой, Мерлин. И не делай ничего,— спокойно повторяет он, когда ему на плечо ложится тяжелая рука. — Я ненадолго, — улыбается он и подмигивает доверительно-обнадеживающе.
Мерлин пытает его непроговоренными вопросами еще несколько секунд, а потом трясет головой и мажет спотыкающимся взглядом по чужой ладони на плече Артура. Нет, Мерлин, вот только не надо опять этой твоей упрямой жертвенности — ты ничего не сможешь сделать, не сейчас.
— Пожалуйста, — выдавливает Артур, потому что он не уверен, что сможет сейчас уберечь этого придурка, если тот полезет в бесполезную драку с тремя здоровыми мужиками.
— Артур, — в последний раз беспомощно зовет его Мерлин, и Артур правда всё. Хватит.
Он разворачивается и идет по той же самой дорожке, только в обратном направлении, а за его спиной в ряд неслышно стелется тройная, единодушная поступь.
***
Мерлин оборачивается на звук мягко хлопнувшей двери и грязных шагов в коридоре.
— Почему ты не на работе? — удивленно хмурится Артур, глядя на застывшего Мерлина.
— Каникулы же у детей, — рассеянно говорит он, рассматривая его в ответ пораженно-недоверчиво.
Да. Точно. Каникулы. Артур иногда забывает о простых мирных приметах времени — кажется таким странным, что все еще есть осень, каникулы, кино, шторы, лужи и чай.
— Зимние, — зачем-то добавляет Мерлин, и у него что-то с мимикой: непослушная слишком.
Зимние. Конечно. Зима ведь.
— Ты так и не купил шторы? — то ли спрашивает, то ли замечает Артур. Вообще, наверное, врачам-физиологам стоит проанализировать эту реакцию организма на спонтанный ступор — озвучивать очевидные ненужные факты.
— Ждал, когда ты нарисуешься за окном свеженьким покойником. Два месяца ждал, — ровно говорит Мерлин, а Артур мимоходом удивляется, что действительно прошло целых два месяца с момента их последней встречи.
— Мерлин.
— Два месяца. За тобой пришли какие-то люди, а потом этот великан почти за руку увел тебя в ночь.
— Это был Персиваль, — фыркает Артур. — Но ему будет лестно узнать, что ты считаешь его великаном.
— Я считаю тебя невыносимым сукиным сыном, — гулко огрызается Мерлин, и Артур хмыкает про себя. Что ж. Почти две тысячи лет не прошли совсем уж бездарно для Мерлина — по крайней мере, он научился ругаться чуть более изящно, чем пятилетней ребенок.
— И это тоже лестно.
— Я рад, — бесстрастно откликается Мерлин и с силой проводит по лицу ладонью. А потом он смотрит — больным, неверящим взглядом и спрашивает:
— Два месяца, Артур. Где тебя носило? Ты сказал, что ненадолго — не то чтобы я тебе поверил, конечно, но я ждал. Я не знал, кого я жду, живой ты вообще или нет, — матовым раздражением сердится он, а Артур почти не слушает — смотрит только на него и молчит.
— Я думал, что сойду с ума. А потом пришли эти сны, и я решил, что точно, всё, уже сошел, — сумбурно продолжает Мерлин, глядя пристально куда-то по касательной от плеча Артура.
— Какие сны? — цепко ловит нужную информацию Артур, отсекая сейчас все лишнее и наносное.
— Разные. О тебе. Нужна была помощь, это все, что я мог понять. А потом я проснулся — и вот это, — Мерлин дергает плечом и поднимает неловко руку.
Артуру вообще нечем говорить, когда он смотрит на сизо-дымчатую, переливающуюся сферу на ладони Мерлина.
Он прикипает взглядом к этой картине, которую так отчаянно ждал увидеть последний год — с тех пор как наконец-то нашел Мерлина.
Которую так отчетливо помнит из прошлой, относительно беспечной жизни.
Сфера слабая, неуверенная, еще только-только занимающаяся, полупрозрачная, но Мерлин смог. Конечно, он смог.
— Господи, если бы я знал, я бы уже давно свалил от тебя на пару месяцев, — серьезно говорит он, осторожно подходя к Мерлину и протягивая руку, почти накрывая ладонью робкий теплый шар.
— Если бы ты знал? — тихо вскипает изумлением Мерлин. — Что значит — если бы ты знал? Что происходит, Артур? Что все это значит? Я не могу, я вообще ничего не понимаю, а ты ушел, тебя не было бог знает сколько, я не знал, что думать, и…
— Тихо, тихо, — заговаривает его Артур, подтаскивая к себе за бок. — Ты чего так разошелся? Все в порядке, — обещает он, обхватывая Мерлина крепко и по-хозяйски.
Мерлин цепляется за него, и сфера, соскользнув с его пальцев и покачнувшись неуверенно, замирает в воздухе.
— Что происходит, Артур? Что все это значит? Где ты был? Зачем ты все это делаешь? — вопросы Мерлина щекочут Артуру шею, и это почти невыносимо. Два месяца — это слишком долго. А полные руки Мерлина — это слишком много для одного человека, чтобы выдержать. И промолчать.
Ложь. Сколько надо — столько и выдержит. Мерлин держался дольше — тогда, когда самой страшной бедой казалось очередное нападение магическо-мистической твари на земли Камелота. Детский утренник на сцене взрослого драматического театра.
Мерлин держался рядом с Артуром и просто держался, во имя цели, судьбы, долга и будущего, в которое он верил.
Держался, оберегал, защищал, оставался рядом, вытаскивал из передряг и с того света. Мерлин сумел пронести это все через горнила безнадежного молчания, и Артур только теперь понимает, что это такое — молчать.
Молчать, когда, кажется, сил уже нет совсем, и нет ничего проще признания, освобождающего душу, малодушного порыва вывалить все, признаться, смотри, я не такой, смотри, я небезнадежный.
Смотри, кто вылезет вон из формы и кожи, из нервов и самого себя, лишь бы прикрыть все твои якобы хитро припорошенные, шито-крыто дела.
Смотри, кто запихнет тебя в квартиру, где всегда есть водоснабжение, центральное отопление, газ и возможность выжить.
Смотри, кто будет приносить тебе продукты в десятикратном размере, надеясь только, что хотя бы немного ты оставишь себе.
Смотри, кто будет молчать так, как могут молчать мертвые, рыбы или мертвые рыбы, как сама смерть, как распахнутые могилы.
Смотри, кто не скажет тебе ни слова, чтобы ты не сошел с ума от чувства вины, чтобы ты никогда не узнал, скольких пришлось убить, подставить, обвинить и казнить, лишь бы ты был в порядке, лишь бы отец не догадался, чью голову на самом деле стоит отделить от шеи.
Смотри, кто убьет всех, чтобы расчистить тебе путь.
Артур и сам смотрит в это перевернутое зеркало времени, прямо в глаза этому помутившемуся рассудком Хроносу и даже удивляться уже не в состоянии, как нехило изъебнулась в этот раз судьба. Стремительная рокировка, и вот уже Артур уходит в безызвестность и неслабо вероятную смерть, а из допустимого прощального покаяния у него разве что «Ты станешь этому миру великим спасителем. И не будь такой девчонкой, Мерлин». Как дребезжащий многовековой отзвук «Ты станешь великим королем, Артур. И не будь такой заносчивой задницей».
Мерлин был готов тогда отдать свою жизнь за его, чтобы уравновесить какие-то там сердитые весы природы и гармонии.
Артур готов отдать жизней гораздо больше. И не только жизней.
— Я был с… те люди, которых ты видел, — это Персиваль, Ланселот и Леон. Это мои люди. У нас были дела, — лаконично не врет Артур. У них действительно были дела — диверсия, которую они готовили годами, созрела и вот-вот рухнет переспелым яблоком на землю.
Артур искал их всех с того дня, как ему исполнилось восемнадцать. И он вспомнил.
Два месяца они провели в Шотландии — Артур оставил там Гавейна еще во время первой волны Жатвы.
Артур нашел всех и расставил каждого по своим местам во всей Британии, как фигуры на шахматную доску.
Артуру только и оставалось дождаться, когда все вспомнит Мерлин.
Дождаться и по максимуму сделать всё, чтобы этот идиот не умер до того, как проснется его сила.
Артур смотрит на набирающие сытость оттенки сферы за плечом Мерлина и не может поверить.
— И что? Что теперь будет? — спрашивает Мерлин, отстраняясь и глядя Артуру в глаза.
— Что будет? Будет война, — Артур отзывается серьезно и контрастом легко ерошит ему волосы цвета рассыпанной по крыльцу вороники.
***
Артур осторожно выбирается из постели, чтобы не потревожить только-только уснувшего Мерлина, и идет на кухню. Курить после секса — клише как оно есть, но в конце концов Артур тут не на празднике оригинальности сияет, а посреди грядущей войны, так что можно позволить себе быть банальным. Он бы и раньше загнал в себя пару никотиновых доз, но Мерлин не отпускал — капризно, по-детски, настойчиво, будто боялся, что Артур снова не вернется.
Колесико зажигалки прокручивается с холостым щелчком, высекая только пару издевательских искр. Артур чертыхается и вытаскивает сигарету изо рта.
— Помочь? — сонно спрашивает Мерлин, шлепая босыми ногами по полу.
— Что? — невнятно интересуется Артур, поворачиваясь на голос. У Мерлина красные, опухшие губы и такого же цвета следы на шее и груди — Артур тоже, некоторым образом, соскучился. Как мудак, на самом деле.
— На, — коротко оповещает Мерлин и протягивает ладонь, на которой вспыхивает аккуратное ровное пламя.
Артур на автомате прикуривает и смотрит во все глаза.
— Как? — только и умудряется спросить он.
— Не знаю. Просто захотел — и вот, — пожимает плечами Мерлин, схлопывая ладонь и гася пламя.
— И вот, — многозначительно хмыкает Артур, отворачиваясь к открытому окну, чтобы не дымить особо на Мерлина. — Ты бы купил все-таки эти несчастные шторы. Скоро будет слишком много моих покойников.
— А потом?
— А потом у вас все будет хорошо, — вдумчиво обещает Артур, разглядывая холодные пустые ветки за окном.
— У вас? — настороженно переспрашивает Мерлин, и Артур даже не поворачиваясь знает, как он сейчас выгибает бровь.
— У всех. Не придирайся.
Мерлин молчит почти минуту — Артур успевает докурить сигарету до половины и подумать, что, может быть, Мерлин не заметил. Не услышал. Не станет ковыряться в этом.
— Артур, — тихо начинает он, тепло распластываясь грудью ему по спине, и да как же, чтобы Мерлин — и промолчал. — Ты все сделал правильно. И когда все кончится, пожалуйста, не убивай себя.
Артур выслушивает его внимательно, методично докуривая сигарету до фильтра — еще минуту, стало быть. Он совсем не уверен, что ему все еще есть, кого убивать. Что тот — еще один — человек до сих пор жив. И что это вообще человек, а не перемолотое решето ужаса, вины и надежды.
Но Мерлин выдыхает, укладывая ладони Артуру на живот. А затем осторожно целует его в невидимо-седой затылок.
И Артур едва заметно кивает.
fin.
@темы:
Arthur's team,
Фик,
Arthur/Merlin OTP fest 2014,
romance,
R
-
-
16.10.2014 в 06:45Артур только теперь понимает, что это такое — молчать.
Молчать, когда, кажется, сил уже нет совсем, и нет ничего проще признания, освобождающего душу, малодушного порыва вывалить все, признаться, смотри, я не такой, смотри, я небезнадежный.
Смотри, кто вылезет вон из формы и кожи, из нервов и самого себя, лишь бы прикрыть все твои якобы хитро припорошенные, шито-крыто дела.
Смотри, кто запихнет тебя в квартиру, где всегда есть водоснабжение, центральное отопление, газ и возможность выжить.
Смотри, кто будет приносить тебе продукты в десятикратном размере, надеясь только, что хотя бы немного ты оставишь себе.
Смотри, кто будет молчать так, как могут молчать мертвые, рыбы или мертвые рыбы, как сама смерть, как распахнутые могилы.
Смотри, кто не скажет тебе ни слова, чтобы ты не сошел с ума от чувства вины, чтобы ты никогда не узнал, скольких пришлось убить, подставить, обвинить и казнить, лишь бы ты был в порядке, лишь бы отец не догадался, чью голову на самом деле стоит отделить от шеи.
Смотри, кто убьет всех, чтобы расчистить тебе путь.
И чудеснейший баннер заставил меня понервничать.))
-
-
16.10.2014 в 12:14и как жена военного, и как Хатико, и как капризуля, и как растерянный маг. Видно, что он борется с твердолобием, зачерствением, убийствами Артура, но всё равно прощает его «каждую пятницу», а такой персонаж достоин похвалы. Спасибо Вам~-
-
17.10.2014 в 08:42Можно уточняющий вопрос, чтобы уложить в голове? Артуру нужно было, чтобы магия Мерлина пробудилась, и он мог помочь ему в ревоюции или чтобы он мог защитить себя? )))) Я не сомневаюсь в Мерлине, но интересует именно цель Артура)))
-
-
17.10.2014 в 11:00Мы с тобой одной крови.
Этот северный цвет такой же, как они
водянистый, пресный, сизо-черный с невидимой проседью
бесконечно-больно и отчаянно-сильно
И остается лишь надеяться, что Артур все же не убьет того, еше одного, человека
Мерлин не выдержит этого еще раз
-
-
17.10.2014 в 14:51Мамока-тян, думается мне, что Мерлин и сам не понимает до конца, что он делает для Артура. Он просто делает и всё (впрочем, как обычно) Спасибо вам за отклик!
Кейт, Артуру нужно было, чтобы магия Мерлина пробудилась, и он мог помочь ему в ревоюции или чтобы он мог защитить себя? )
нет-нет, Артурбыникада, х) Чтобы Мерлин закончил это всё. А его самого Артур уж как-нибудь сам защитит) Спасибо вам за ваши теплые слова!)
-Wintersnow-, где-то тут должны вставляться нескончаемые сердца, но браузер своевольничает, поэтому просто знайте, что вы свет (северный, не северный, неважно).
Need in magic, Едем по порядку:
Если "великой цели" нет, то получается, что Артур потакает своему кровавому тирану-отцу, каждый день убивает своих же граждан и ждет, когда придет Мерлин и всех спасет.
где-то я точно писал про цель Артура. Где-то в этом тексте, но, вполне вероятно, что этот фрагмент как раз и выпал(
ни слова поперек папе"
папе он поперек скажет — этим, вроде как, текст-то и заканчивается. Но чтобы сказать это свое поперек, нужен массивный пласт подготовительных работ, ибо иначе этот героизм останется на асфальте рядом с попереком Агравейна. Упрощаю, но вы, конечно, понимаете.
Вот ведь какая штука: я не ставил себе целью вывести детальный, подробный мир, с мощными прописанными реалиями — это вообще не моя тема. Задумка была гораздо проще — развернуть ситуацию и посмотреть на нее с другой стороны зеркала. Запихать Артура в шкуру Мерлина многовековой давности и посмотреть, что он станет делать. В этом мире Артуру приходится наступать на себя, на свои какие-то духовные скрепы (тм), делать что-то, что меняет человека кардинально и на месте (давайте вспомним Мерлина, скольких он убил — или позволил умереть, лишь бы Артур ничего не узнал и Мерлин мог оставаться рядом, расчищая ему путь. Похоронить Уилла во лжи. Фрейя. А пятосезонное откровение — давай убьём Мордреда, Артур? Мерлина сильно поменяло за эти годы рядом с Артуром — во имя цели, конечно, и что, Мерлин — тряпка, раз не поступил наперекор Утеру и Артуру? Его бы тупо казнили в первой же серии, и мы бы с вами тут сейчас не дискутировали х)) Артура бы папенька тоже убил, все просто.
либо он - великий король, и тогда какого черта он позволяет твориться такому беспределу
великий король — на то и великий, чтобы это все завершить. И он завершит, не сегодня, так через какое-то время. Но в определенных ситуациях просто нет возможности лезть голыми руками на Тополь-М. Я не знаю, наверное, моего словарного запаса не хватило на то, чтобы прописать это понятнее((
А во-вторых, великий король здесь, скорее, Мерлин. Это другой мир, зеркало, лайк ай сэйд, и Артур здесь больше слуга. Беззаветный и молчаливый, прям как Мерлин в шестом веке, ага-ага.
Если так, то, автор, я вам все прощу
безусловно, лестно. Спасибо за ваше подробное мнение, я люблю повытаскивать всякие такие штуки из текстов. /тут снова череда няшных смайликов, но восстание машин делает их невидимыми/
автор.
-
-
17.10.2014 в 16:28ну, щас попробую объяснить. Выстрелить, как героиня голодных Игр (не смотрел, кстати, так что верю вам на слово) или ампулу с ядом — можно, если вопрос стоит только и исключительно в единственной физической преграде: отце. Если все держится только на нем. Имхо, здесь другая ситуация, когда создана многоуровневая система, от Адама до Потсдама,и покорены все несогласные, включая обе Ирландии. Убить короля — и сколько верных ему останется? Сколько людей пойдет за тобой, учитывая твою репутацию? И где гарантия, что все вершки и корешки не развернут ружья в твою сторону? Артуру нужна была развитая сеть поддержки по всей стране и на разных уровнях, от пропаганды до своих собственных людей, которым он может доверять. Что он, собственно, и строил несколько лет. Чтобы, когда Мерлин сможет, все это дало им шанс победить не короля, нет. А систему — что в разы сложнее, а то и невыполнимей.
Как-то так.
Другое дело, что я не собирался изначально прописывать всё это — не хотел даже обозначать конкретное государство, потому что особо не гнался за деталями и сюжетом, я не умею и боюсь их) А просто нарисовать... настроение, что ли. Образ.
Мне… это… жальПростите, я может не самый проницательный читатель
Слушайте, мы с вами щас как Чичиков с Маниловым в дверях застрянем х) Серьезно, я люблю обсуждать тексты и взгляд со стороны! Вы чего, я только за))
-
-
18.10.2014 в 08:22Это вам спасибо
-
-
18.10.2014 в 15:41Манера изложения, конечно, завораживает и затягивает. Хотелось бы прочитать более полную версию этого фанфика с полным раскрытием сюжета и характеров, не только главных, но и второстепенных персонажей. Да и узнать, как же главные герои дошли до жизни такой. Согласна с Need in magic, что Артур, помнящий о своих прошлых жизнях, вряд ли бы пришел к тому, к чему пришел. Хотя вопрос, когда Артур вспомнил, остается открытым.
Текст завораживающий и быстро затягивает. Манера написания очень и очень необычная и притягивающая, я бы даже так сказала. Спасибо вам, автор.
-
-
18.10.2014 в 18:16-
-
19.10.2014 в 16:39это сильное переживание, когда читаешь работу, в которой Артур несёт на своих плечах тяжесть знания и принятия последствий за содеянное, ради будущего (если оно наступит)
и это очень по-Артуровски, полностью принять на себя ответственность за всё, в том числе и за неприглядность способов, необходимых, чтобы достигнуть цели
имхо, для фика, заточенного на внутреннее состоянии и решимость Артура идти до конца, органично отказаться от детализации контекста ради того, чтобы сосредоточится на главной теме
идея захватывает
-
-
20.10.2014 в 18:52кстати, то, о чём вы, автор, рассказывали в комментариях Need in magic, я в тексте разглядела самостоятельно. горжусь, ога)))
-
-
20.10.2014 в 19:27а сноску-то вы так и не вставили...
-
-
22.10.2014 в 00:03вот поэтому я не пишу сюжет, потому что сиди, я сам открою в этом, а вы столько вариантов напузырили в двух фразах!
у меня наконец-то есть смайлики, поэтому я вас ПОГРЕБУ под ними
Кейт, отлично же, что мы сошлись во мнениях!)
Pepelroza, Правда прочитав комментарии, удивилась и немного расстроилась. Почувствовала себя глуповато, так как в тексте из политический интриг не поняла ровным счётом ничего Правда я и не воспринимала его как кучу политических интриг, скорее как отрывочные повествование о взаимоотношениях героев и их метаниях.
нет-нет-нет, вы все правильно сделали! Нету тут политических интриг совсем, так, по касательной. Оно и есть обрывки и стылые фрагменты героев))
И спасибо вам тоже за отзыв
Arisu_krd, Здорово, если так!)
Nomare, и это очень по-Артуровски, полностью принять на себя ответственность за всё, в том числе и за неприглядность способов, необходимых, чтобы достигнуть цели
мы с вами ушли в одно русло восприятия фьюче!Артура (ну или Артура вообще). Спасибо вам за это
Кузя-кот, я в тексте разглядела самостоятельно. горжусь, ога
вот же вы кот, Кот!
а сноску-то вы так и не вставили.
в моей голове дыр больше, чем извилин
Сейчас уже редактировать не получится, но если интересно, то речь шла об этом:
-
-
22.10.2014 в 11:01-
-
25.10.2014 в 02:42И особые образы - русые-седые волосы Артура, и сразу вспоминается "Воровка книг" и "мальчик, чьих волос никогда не коснётся седина". А здесь коснулась, так преступно рано, невидимо, если не присматриваться. И "Скажи жизни да" - "а ты улыбался сегодня?", про человека, который всего себя положил на то, чтобы защитить другого, других, делая, проходя сквозь страшные вещи, который пытается не потерять окончательно себя. Так мало остаётся человеческого в поступках Артура, так по-человечески больно смотреть на него, так тревожно видеть, как Мерлин держит его, по-животному принимая, но не понимая, и страшно, что отпустит. И этот подсчёт убитых внутри себя людей - он как зарубки на прикладе - чтобы помнить, чтобы не забывать. И окна, сквозь которые не мигая смотрят покойники. И идея Артура, чтобы подготовить всё для восхождения Мерлина, и глухая уверенность, что в лучшем мире, который тот построит, самому Артуру места не будет.
Автор, вы полмира затянули в свой текст, просто коснувшись этих моментов, столько струнок задели, что текст звенит и рокочет волнами. В него погружаешься, будто в спокойную и мощную реку заходишь: течением не сносит, но ты весь вдруг здесь и сейчас, чувствуя каждой частичкой себя каждую каплю идущей на тебя воды.
И не дело не только в истории. Как немного пишущий человек заявляю, что порой едва не захлёбываюсь восторгом и завистью от того, как вы пишете. Вы слова в предложениях ставите так, что образы вспышками становятся перед глазами, до слёз порой, и дух вышибают. И ничего ведь сверхъестественного, всё те же слова, но вы делаете из них самую настоящую магию.
Дорогой автор, вы светоч.
Спасибо!
Отдельное спасибо артеру! Коллаж очень атмосферный, пугающий, так что текст начинаешь читать с опаской и оглядываясь на обещание в шапке, что всё будет хорошо.
-
-
26.10.2014 в 01:07Мяу вам самое оглушительное
За "воровку книг" и за то, что рассмотрели даже то, что я, кажется, не особо сознательно запихнул в буквы, за ваши слова и за ваши эмоции. И за то, что на одной волне с автором.
Спасибо
-
-
26.10.2014 в 11:07вдохновения вам, и пусть ваш дар слова всегда будет с вами
-
-
01.11.2014 в 05:20в этой фразе - вот прямо сразу видна ситуация с зеркалом.
У Уилла во взгляде ничего, кроме любви и решимости. Артур редко видел таких — настолько редко, что точно знает: эти люди умирают раньше и лучше. Потому что они ни за что не отступят, ни за что не свернут — разве что себе шею в попытках защитить то, что и зеркалит этот их взгляд.
...спасибо. вот за эти строчки - спасибо. боже мой, как я люблю Уилла!
Похоронить Уилла во лжи. за что, я ж щас расплачусь, блин, Уилл
Артур ненавидит этот век за то, что Мерлин научился быть тихим.
я лично ненавижу этот век за то, что сотворил с собой Артур, а Мерлин никак не мог помочь - и от этого ситуация с зеркалом меня еще больше выворачивает, ибо я не хочу думать, что было с Мерлином тогда.
стоп, что? Гавейн мертв? пойду печалиться.
очень....яркая картинка. и очень, как это называется.... показательная? так хорошо и замечательно описывает ситуацию, прямо срез какой-нибудь страшной книжки. вообще-то, я такие книжки обычно не читаю (мне моя психика дорога), но это ваше все хорошо - обнадеживало.
спасибо.
правда, я выплакала себе все глаза.-
-
05.11.2014 в 02:03здорово! Я тоже очень люблю его — и жалко, что нам так мало дали в сериале (ну может же быть у Мерлина хоть кто-то, кто заботится о нём?)
Спасибо вам большое за такой эмоциональный отклик!
-
-
08.11.2014 в 00:20-
-
08.11.2014 в 01:55-
-
19.11.2014 в 19:22Спасибо Вам огромное, автор. Эта история и впрямь запомнится.
-
-
19.11.2014 в 19:22Спасибо Вам огромное, автор. Эта история и впрямь запомнится.
-
-
30.01.2015 в 02:51Я держалась и не цитировала ничего, но здесь просто не сдержалась.
Артур выслушивает его внимательно, методично докуривая сигарету до фильтра — еще минуту, стало быть. Он совсем не уверен, что ему все еще есть, кого убивать. Что тот — еще один — человек до сих пор жив. И что это вообще человек, а не перемолотое решето ужаса, вины и надежды.
Стиснуло горло металлически, просто металлически, я чуть не расплакалась здесь.
Но Мерлин выдыхает, укладывая ладони Артуру на живот. А затем осторожно целует его в невидимо-седой затылок.
И Артур едва заметно кивает.
А здесь ещё раз стиснуло.
Браво.
-
-
30.01.2015 в 03:42-
-
23.03.2015 в 21:40