Артур приходил в себя долго, то всплывал на поверхность, то вновь погружался в пустоту. Когда он наконец очнулся, вокруг было так темно, словно он ослеп. В голове качалась мутная взвесь из расплавленного свинца. Все тело пульсировало, налившись горячей тяжестью. Артур шевельнулся и чуть снова не выключился. Затылок вспыхнул, виски заломило, а желудок ринулся к горлу, так что стало невозможно сдерживаться. Артур съехал на бок, застонав от опалившей спину боли. Сознание вновь помутилось. Судорожные спазмы сотрясали тело – его выворачивало до желчи, голову накрывало огненной мутью от каждого движения, но он просто не мог остановиться. Наконец, он затих, измученный и беспомощный. Лежал и дышал слабо, даже не в силах порадоваться передышке. Зрение потихоньку прояснялось, мир вокруг начал обретать контуры. Мысли походили на смазанные обрывки слов и образов. Он упал… Овраг… Это у дальней рощи… Узкая, глубокая расщелина…Эти камни на дне… О них можно разбиться… Повезло…Он жив… Хотя голова… С ней что-то не в порядке… Сильно не в порядке…
Артур осторожно тронул ладонью затылок. Волосы спутались и превратились в щетку, покрытую засохшей кровью. Пальцы коснулись чего-то липкого – кровь все еще шла.
Он понимал – скорее чувствовал, чем осознавал – что надо выбираться отсюда. Хотя и не знал как. Густой, болезненный туман в мозгу мешал думать. Артур цеплялся за каждую связную мысль, пытаясь прикинуть свои шансы. Кажется, ничего не сломано. Так треснулся о склон, пока падал, что тело превратилось в тряпку. Удачно приземлился. Позвоночник цел, раз чувствует ноги. Хотя на спине, наверно, живого места нет.
Вот только голова… С ней будут проблемы.
Преодолевая тошноту и слабость, он повернулся на живот. Стиснув зубы, полежал несколько минут, пережидая пока не остановится завертевшаяся в черепной коробке багровая карусель.
Собравшись с силами, с трудом поднялся на колени и пополз к склону оврага, который, как гигантская застывшая волна, чернел перед ним. Он медленно перебирался через камни, проваливался ладонями в воду, обдирал колени. Голова кружилась и болела так, что хотелось лечь и умереть. Его постоянно мутило, хотя блевать было уже нечем.
Он не знал, как долго это продолжалось. Он полз и полз. Карабкался по крутому откосу, подтягивая наверх разбитое тело. Боролся за каждый пройдённый фут, постоянно терял сознание от боли, падал на живот и съезжал обратно.
Наконец он вылез. Рухнул на траву. Он чувствовал, что отдал последние силы. Просто не может подняться. До поместья не меньше двух миль. Он не дойдет.
Артур лежал, все глубже погружаясь в тошнотворную, горячечную одурь. Ему становилось все хуже. Голова пылала. Тело будто отделилось, казалось тяжелым грузом, набитым острыми камнями – если не шевелиться, они не будут рвать кожу.
Ночной ветер качал траву. Издалека доносился тонкий лай собак. Он становился все громче, потом стали слышны людские голоса и шум моторов. Артур не понимал, что это значит. Он плыл в болезненной мгле и ничего не соображал.
Истошное тявканье вдруг раздалось над самым ухом, его окатило ярким лучом света. Вокруг замелькали людские фигуры. Тяжелый ботинок вырос перед носом, заслонив собой слепящий свет фар.
– Мы нашли его, сэр, – торопливо произнес чей-то смутно знакомый голос в шипящую рацию. – Он серьезно травмирован. Нужна медицинская помощь.
Шорох рации смолк, потом тот же голос распорядился:
– Тащите носилки.
Дальнейшее Артур не запомнил. Его подняли на руки, и в мозгу вновь грохнул взрыв петард. Он отключился, провалившись в беспамятство почти с облегчением. Очнулся уже дома, на своей постели. Он был раздет, накрыт простыней по пояс, лежал на животе, а сухие пальцы врача осторожно ощупывали кожу на его затылке.
Артур глухо застонал, желая лишь одного – чтобы его не трогали. Он чувствовал себя даже хуже, чем когда очнулся в овраге. Комната расплывалась, свет был слишком ярким, его мутило, и дико болела голова. Реальность казалась кошмаром. Он почти не осознавал, что происходит вокруг. Слышал лишь обрывки фраз, но даже их не понимал.
– …тяжелая. …уйти в кому. …нельзя транспортировать.
– Он поправится? – спросил кто-то голосом его отца, хотя Артур с трудом узнал в этом надтреснутым хрипе отцовский голос.
– Я не могу это прогнозировать, сэр. Мастер Артур подверг себя серьезной нагрузке, что недопустимо при таких травмах. Сейчас важно как можно скорее доставить сюда специалистов и диагностическое оборудование, а пока ему необходимо обеспечить полный покой.
Да, он был бы только рад, если бы его оставили в покое. Но врач не унимался. Сделал ему несколько уколов. Потом принялся обрабатывать тампонами то кровоточащее месиво, в которое превратилась его спина. Это причиняло дополнительные мучения, несмотря на то, что его больше не трогали с места.
Артур хотел бы забыться, перестать что-либо чувствовать, вместо того чтобы плыть в наполненном болью багровом тумане, который теперь стал его реальностью. Это желание отступило лишь раз, когда он услышал голос Мерлина. Его потянуло к нему, сердце наполнилось жарким трепетом, он вдруг будто проснулся, ухватившись за эти звуки. Артур прислушался, напряг разум, стараясь понять – обязательно понять, что Мерлин говорит. Он с трудом разлепил веки, пытаясь собрать зрение в фокус и увидеть его.
Мерлин стоял перед его отцом навытяжку, будто рядовой перед командующим.
– Это моя вина, сэр, – негромким, дрожащим голосом говорил Эмрис. – Все из-за той нашей ссоры. Я сильно расстроил его, но не стал останавливать. Это была моя ошибка. Я не должен был позволять ему уйти. Должен был догадаться, что с ним что-то может случиться.
– Ты несешь чушь, Мерлин. Такое никто не смог бы предвидеть заранее, – устало отвечал Утер. Он выглядел так, будто постарел на десяток лет. – Артур бывает безрассудным, и ты не можешь отвечать за его поступки. Не стоит себя винить. Это несчастный случай, мы все это понимаем.
Говорил ли Мерлин что-то еще, Артур так и не узнал. Усилия, которые он прикладывал, чтобы что-нибудь расслышать, утомили его мозг настолько, что он отключился. Артур ушел в беспамятство и провел в коме три дня. Он пропустил приезд специалистов, не видел, как на площадку позади дома садится большой грузовой вертолет с медицинским оборудованием на борту.
Когда он очнулся, то обнаружил, что его комната напоминает палату госпиталя, а он сам – обмотанную бинтами мумию. От висков и запястий тянулись провода каких-то датчиков. В вену на сгибе локте была воткнута игла капельницы. Он по-прежнему чувствовал себя отвратительно, но зато хотя бы начал что-то соображать.
Правда, это не радовало. Он пришел в себя достаточно, чтобы вспомнить, что предшествовало его палению в овраг. Разговор с Мерлином, его отказ продолжить их отношения. Слова «не люблю», которые как клеймом выжгло у него в душе. От этого становилось только хуже. Артур жалел, что не разбился. Или хотя бы не лишился памяти. Не повезло. Он все помнил – это же подтвердили врачи, когда в день пробуждения подвергли его осторожному допросу, чтобы выяснить, насколько сильно он пострадал. Артур сдал этот тест. Он помнил все даже слишком хорошо.
Он ждал, что Мерлин придет навестить его, но тот так и не появился. Хотя в остальном Артур был окружен вниманием. Родители обращались с ним как можно бережней, а специалисты, которых лорд Пендрагон срочно выписал из Лондона, делали все возможное, чтобы он скорее поправился. Впрочем, Артур сам мешал этому. Общение отнимало много сил, и потому врачи рекомендовали не утомлять его лишний раз. Артур много времени проводил в тишине, лежа на своей постели. В такие часы его, словно в сон, уносило в воспоминания. Ласковые руки… Улыбка… Тонкие лучи света, золотыми росчерками скользящие по телу… Сердце рвалось туда, в те сияющие дни. Артур проживал их снова и снова, и вновь погружался горячечное смятение. Ему быстро становилось плохо. Голова превращалась в раскаленный шар. Болезненная одурь накатывала тяжелыми волнами, заставляя метаться и стонать в лихорадке. Врачи суетились вокруг, пытаясь убрать эти приступы и понять, что их провоцирует. Артур не мог помочь. Ни им, ни себе. Он был не в силах не думать о Мерлине.
Так прошла неделя. Эмрис должен был вскоре уехать. Его родители решили остаться, чтобы поддержать друзей, а самому Мерлину надо было возвращаться в Лондон, чтобы поступать в колледж. Артур не верил, что он даже не попрощается, и все же почти решился, скрепя сердце, попросить кого-нибудь позвать его. Однако Мерлин все-таки пришел сам.
Он вошел в комнату в сопровождении родителей. Остановился в десятке шагов от кровати и, сложив руку за спиной, осведомился, как Артур себя чувствует. Что тот мог сказать? Мерлин вел себя безукоризненно вежливо и спокойно, словно зашел проведать дальнего родственника, чью болезнь проигнорировать не позволяют приличия, но которого совсем не хочется навещать. Неудивительно, что разговор не клеился, и Мерлин быстро его свернул. Сказал только, что утром уезжает и, чтобы лишний раз не тревожить Артура, хотел попрощаться уже сейчас.
– Я благодарен за то время, которое мы провели вместе, и сожалею, что приходится расставаться вот так. Надеюсь, ты скоро поправишься и будешь вспоминать обо мне с теплом.
Артур слушал безупречные фразы, которые выводил Эмрис, и не верил своим ушам. Все это казалось предательством. Неужели, за такой короткий срок он стал для Мерлина чужим?
Эта мысль как молот ударила в голову. Истошно запищали датчики приборов. Боль прострелила виски, так что в мозгу потемнело. В комнату тут же ворвались фигуры в белом, окружили кровать. Что они говорили, что делали, Артур уже не воспринимал. Он смотрел на Мерлина сквозь плывущие перед глазами алые круги. Просто смотрел – как в глухой туннель, на конце которого был Эмрис. Тот был бледен как мел, глаза превратились в два огромных, темных омута. Он даже не замечал, что лорд Балинор держит его за плечи, с тревогой уговаривая уйти и не мешать врачам. Тут Мерлин очнулся, зажмурился и стремительно вышел из комнаты.
Вот и всё, – скорее ощутил, чем понял Артур, и его накрыло, будто приливом. Он вновь потерял сознание, пришел в себя только ночью и сразу провалился в изматывающий, беспокойный сон.

Артур проснулся утром, и даже не понял вначале, что его разбудило. Из открытых окон доносились слабые звуки, голоса, шаги по гравиевой дорожке, потом послышался негромкий гул мотора и шорох шин.
Он вдруг понял, что это значит. Мерлин уезжал и сейчас, стоя у парадного входа, прощался. Артура затопило таким отчаянием, что стало трудно дышать.
Пендрагон приподнялся и с трудом сел на кровати. Он не знал, зачем это делает, все равно ему не позволят подняться и выйти из комнаты. Артур даже не был уверен, что ему хватило бы сил на это. Он обвел глазами спальню и вдруг увидел сквозь приоткрытую дверь гостиной, в которой медики устроили свой штаб, что врач – пожилой, грузный мужчина – не дотянув до конца ночного дежурства, уснул в кресле перед монитором. Должно быть, сильно устал. Они все устали постоянно находиться в напряжении из-за его внезапных приступов. Но это был шанс. Может, у него будет хоть немного времени, чуть-чуть форы, прежде чем дежурный очнется и заметит его отсутствие?
Артур сдернул с себя осточертевшие за неделю липучки датчиков, слез с кровати и, не обращая внимания на тревожно замигавшие экраны, пошатываясь, поковылял к двери спальни. Голова кружилась, его качало. За спиной сигналили приборы. Каждую секунду он ждал, что его остановят, но этого не произошло.
Артур вывалился в коридор. Держась за стену, двинулся к лестнице. Он молился, чтобы врач не проснулся, чтобы никто не попался по дороге, чтобы Эмрис задержался хоть немного, и он успел его перехватить.
Он не сумел бы объяснить, чего хочет добиться. Просто не мог больше выносить того, что с ним происходит. Не мог смириться. Не мог отпустить Мерлина. Он должен был его увидеть.
Пендрагон успел добраться до первого этажа, прежде чем наверху поднялся шум. Зазвучали резкие голоса, послышались торопливые шаги. Он толкнул ладонями дверь боковой веранды и выбрался на свежий воздух. Артур лишь сейчас сообразил, что почти не одет. Пижамные брюки и футболка, вот и все, что на нем было. Его окутало холодным воздухом, босые ноги тут же замерзли, но это было неважно. Артур доковылял до торца дома, выглянул за угол и с облегчением понял, что не опоздал.
Лимузин только-только отъехал от крыльца. Эмрисы в сопровождении его родителей поднимались по ступенькам парадной лестницы. Величественный, отливающий лаком автомобиль сделал неторопливый полукруг, огибая большую клумбу на площади, вывернул на главную аллею и поехал вдоль крыла дома по направлению к воротам. Скоро он должен был миновать Артура. Собрав все силы, Пендрагон оттолкнулся от стены и бросился ему наперерез. Шатаясь, одолел газон, проломился сквозь заслон из розовых кустов и вывалился на дорогу прямо перед машиной. Водитель вовремя его заметил и ударил по тормозам. Скрипнув шинами, автомобиль замер. Артур уперся ладонями в капот, чтобы не сползти на землю – его трясло, этот рывок выжал из него все силы.
Ошеломленный водитель, распахнув дверь, выбрался наружу.
– Мастер Пендрагон, что вы делаете?!
– Артур?..
Мерлин пулей вылетел из салона и метнулся к нему.
– Срочно в дом, Остин! Приведи врачей! – рявкнул он на застывшего водителя, и тот, очнувшись, заспешил к крыльцу.
Артур повернулся лицом к Мерлину, попытался выпрямиться, но у него тут же подкосились ноги. Мерлил подхватил его, нырнул под плечо, не давая упасть.
– Какого черта ты творишь?! Ты чокнулся?! – выпалил он, и Артура окутало теплом от ноток беспокойства в его голосе.
– Волнуешься за меня?
– Конечно, волнуюсь, – с раздражением ответил Эмрис. – Ты должен быть в постели! Какого хрена ты делаешь?
Артур крепко сжал его плечи. Голова кружилась, но он изо всех сил старался отвлечься от этого ощущения и не упустить главное: тепло, которое исходило от тела Мерлина, то, как звучал его голос.
– Я не мог позволить тебе уехать вот так. Даже не попрощавшись.
– Я попрощался.
– Спрятавшись за спинами родителей? – с горечью спросил Артур. – Ты повел себя как трус.
Мерлин прикрыл глаза, словно заставляя себя успокоиться.
– Причем здесь трусость, Артур? – сказал он куда тише. – Я просто не хотел сделать хуже, чем есть. Похоже, тебе совсем мозги отшибло.
Со стороны крыльца послышались возгласы и топот ног. Врачи в окружении слуг высыпали на крыльцо и помчались к лимузину. Мерлин вскинул голову, и в его взгляде сверкнул гнев.
– Очнулись, идиоты, – процедил он сквозь зубы. – Сейчас твой отец им устроит.
Артур понял, что у него совсем не осталось времени. Максимум что он успеет – задать один самый важный вопрос.
– Это ведь не конец. Мы будем видеться, верно?
Мерлин резко повернулся к нему. На секунду в его глазах отразилась целая гамма эмоций, он явно растерялся, не зная, что ответить. Сердце Артура обожгло острой надеждой – если Мерлин не уверен в своем отказе, то, может, еще удастся все переиграть. Они встретятся снова. И не раз. А там… Бог знает, как все сложится дальше…
Тут Мерлин пришел в себя, втянул носом воздух, и его взгляд сковал холод.
– Не слишком этично задавать такие вопросы, – сухо ответил Эмрис, и Артур вздрогнул от этих чужих, незнакомых ноток в его голосе. – Учитывая твое состояние, мне следует пожалеть тебя и сказать да. Вот только к чему это все? Чтобы ты потом изображал мою совесть и смотрел на меня вот этим взглядом побитого пса? Это никому не нужно.
Артур отшатнулся и рухнул спиной на капот машины. Слова пробили грудь навылет, вошли точно в сердце, так что оно занемело от боли. Набат грянул в ушах, виски опалило огнем, но Пендрагон даже не заметил этого. Распахнув глаза, он в шоке смотрел на Мерлина. Тот походил на ледяную статуэтку, глядел в ответ с досадой, словно все, что вызывал в нем Артур – это жалость.
Этого он уже не мог вынести, внутри будто сломалось что-то. Горячая, душная волна поднялась в груди, нарастая подобно лавине.
Это было уже слишком…
Пендрагон выпрямился, вскинул подбородок. Глаза пекло, губы дрожали, его всего лихорадило, но стоял он твердо. Внутри оживала, поднимала голову забытая, словно уснувшая после встречи с Мерлином гордость.
– Вот так куда лучше, – беззвучно прошептал Эмрис. Его глаза казались мертвыми. В один миг из них ушел весь свет. – Прощай, Артур.
Их накрыло людским гомоном как волной прибоя. Артура окружила толпа слуг и врачей. Его подхватили на руки, потащили к дому. Он даже не сопротивлялся. Ему было безразлично, куда его несут и зачем. Виски обожгло чем-то мокрым. Больше ничего не имело значения.
В какой-то момент он оглянулся, вывернул голову, пытаясь рассмотреть что-нибудь плывущим, затуманенным зрением.
Эмрис уже вернулся в машину. Его запыхавшийся водитель как раз усаживался на свое место. Последнее, что увидел Артур перед тем, как его внесли в дом – как автомобиль неспешно набирает ход. Эта картина медленно меркла перед глазами, а вместе с ней угасала, умирая в агонии, его наивная, детская вера в чудо.